Творческий характер познания

Познание не сводится просто к восприятию и воспроизведению объектов действительности. Познание – это еще и творческий процесс. Данное обстоятельство обнаруживает себя прежде всего в следующих ситуациях:

1) важнейшим аспектом познания является отбор информации, которой затем присваивается статус существенной, значимой в деле построения той или иной картины мира. Познание никогда не имеет дела со всей возможной информацией, поскольку подобная полнота охвата действительности вообще практически не достижима. И в этой вариативности критериев отбора существенной информации собственно и сказывается творческий характер познавательной деятельности;

2) творческий характер познания проявляется на этапе обобщения значимой информации и на этапе построения абстрактных умозаключений, опирающихся на подобные обобщения. Ведь нельзя забывать о том, что любой отвлеченный интеллектуальный конструкт имеет только опосредованное отношение к реальной действительности. Собственно данное опосредование и содержит потенцию к творческому преобразованию мира в соответствии с видением субъекта;

3) неотъемлемой частью познавательной процедуры всегда выступают реконструкция прошлых состояний действительности и прогнозирование ее будущих состояний. Однако в силу того, что ни прошлое, ни будущее актуально не существуют, необходимо констатировать творческий характер упомянутых выше операций.

Все это дает нам основания определять существо познания в качестве конструирования, опирающегося на творческое воображение субъекта. Причем в подобном контексте данное воображение носит аналитический характер. Речь идет об общей способности разума познающего человека к пребыванию в некоем состоянии псевдонаблюдения в отношении собственных сложных идей, т. е. в состоянии конструирующего, конституирующего и, одновременно, анализирующего усмотрения, умозрения. Иными словами, аналитическое творческое воображение – это интеллектуальная phantasia, позволяющая «видеть» («воображать») разного рода теоретические ландшафты. В этой связи полезно будет вспомнить некоторые высказывания одного из крупнейших геометров XX в. Г. Вейля, который утверждал, что настоящий математик всегда сначала «видит» ту или иную теорему и понимает, что она «верна», и только затем пытается «придумать» для нее доказательство. По сути, Вейль здесь подразумевает необходимость наличия у познающего субъекта развитого творческого воображения, которое позволяло бы ему «придумывать» и «воображать» различные теории.

Как ясно видно, логика и анализ не исчерпывают ресурсов творческого мышления человека. Всегда необходимо помнить о возможности разного рода интуитивных озарений, без которых, по сути, не обходится ни одна познавательная процедура.

Интуиция – это способность разума к постижению истины путем прямого ее усмотрения без предварительного обоснования с помощью доказательства. В акте интуиции реализуется способность познающего субъекта к непосредственному, «внезапному» нахождению истины. Французский мыслитель Р. Декарт так определял сущность этого явления: «Под интуицией я разумею не веру в шаткое свидетельство чувств и не обманчивое суждение беспорядочного воображения, но понятие ясного и внимательного ума, настолько простое и отчетливое, что оно не оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим, или, что одно и то же, прочное понятие ясного и внимательного ума, порождаемое лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция».

В XX в. роль интуиции в познании мира была в полной мере описана представителями так называемой интуиционистской математики (например, Л. Брауэром), которые утверждали, что вообще все математические объекты были изначально построены интуитивно и что математика в целом является разновидностью интуитивного умозрения. Причем поскольку интуитивно построенное понятие всегда не закончено, всегда находится в процессе развития, постольку, по мнению интуиционистов, применение в математике и логике, например, понятия актуальной, завершенной бесконечности невозможно.

Конечно, не следует забывать о том, что интуиция не осуществляется произвольно, что любое интуитивное озарение возможно только в подготовленном для этого пространстве. Всякий акт интуиции вызывается, с одной стороны, определенным интенсивным напряжением мысли субъекта, стремящегося к осознанию некоего познавательного затруднения, а с другой стороны, наличием необходимого и достаточного количества соответствующей информации, позволяющей субъекту быть уверенным в том, что его собственный разум его не обманывает.

Таким образом, можно утверждать, что процесс познания мира как таковой следует рассматривать в качестве совокупности актов творчества, в которых проявляется собственно творческая природа человеческого разума.

Индукция и дедукция

В качестве основных непосредственных, практических методов построения научных гипотез можно указать на методы индукции и дедукции.

Индукция – это переход в процессе исследования от единичных, частных, отдельных сторон того или иного объекта к рассмотрению его в общем виде, а также логический вывод какой-либо общей закономерности развития некоторого класса элементов на основе знаний, полученных для отдельных объектов данного класса.

Существует полная и неполная индукция. Полная возможна только в том случае, если проверены все элементы изучаемого класса, поэтому в ряде ситуаций она принципиально неосуществима: прежде всего это относится к ситуациям, когда исследуемый класс очень большой или бесконечный, а также к ситуациям, когда исследование оказывает негативное либо разрушающее воздействие на элементы класса. В подобных случаях применяется неполная индукция, которая опирается на экстраполяцию знаний о части элементов на весь класс в целом. Именно в результате неполной индукции получены все основные эмпирические научные законы.

Видами неполной индукции, характерными для обыденного мышления, являются популярная индукция (обобщение на основе простого перечисления) и индукция от прошлого к будущему (ожидание наступления какого-либо события на основе выявленной связи между этим событием и некоторыми фиксированными обстоятельствами, имевшими место в прошлом).

В организованной практике и в науке применяются другие виды неполной индукции:

1) индукция через отбор, т. е. логическая операция, включающая в себя в качестве вспомогательных приемов процедуры структурирования некоторого класса объектов, выделения подклассов в его составе и изучения выборки элементов, представленных пропорционально соотношению этих подклассов (примером такой индукции является социологический опрос);

2) естественнонаучная индукция, т. е. логическая процедура, заключающаяся в обосновании связи между каким-либо обобщаемым признаком и специфическими свойствами определенного класса элементов (примером такого рода индукции может считаться исследование электропроводности металлов);

3) математическая индукция, т. е. логическая операция, в которой сначала устанавливается наличие обобщаемого признака у первого элемента некоторого связанного множества, а потом доказывается, что наличие его у каждого последующего элемента следует из его наличия у предыдущего (примером подобной индукции выступает любое исследование числовых последовательностей).

Типичными ошибками неполной индукции являются излишне поспешное обобщение, а также стремление выдать уникальное за закономерное.

Для повышения достоверности неполной индукции имеет смысл принимать следующие меры.

Во-первых, следует работать над расширением базы индукции, т. е. общего числа рассмотренных элементов исследуемого класса.

Во-вторых, естественнонаучную индукцию правомерно применять только для изучения предметов, объединенных в реальные классы по каким-либо существенным признакам, свойствам или целям.

В-третьих, иногда полезно применять разные виды индукции в рамках одного исследования.

Дедукция – это переход в процессе исследования от общего видения объекта к конкретной интерпретации его частных свойств, а также логический вывод примерных следствий на основании общих посылок.

Хотя сам термин «дедукция » впервые был употреблен Северином Боэцием, понятие дедукции – как доказательство какого-либо предложения посредством силлогизма –фигурирует уже у Аристотеля. В философии и логике средних веков и Нового времени имели место значительные расхождения во взглядах на роль дедукции в ряду других методов построения научных гипотез. Так, Р. Декарт противопоставлял дедукцию интуиции, посредством которой, по его мнению, человеческий разум непосредственно усматривает истину, в то время как дедукция доставляет разуму лишь опосредованное, т. е. полученное путем рассуждения, знание. Ф. Бэкон, который справедливо отмечал, что в заключении, полученном посредством дедукции , не содержится никакой информации, которая не содержалась бы (пусть неявно) в посылках, утверждал на этом основании, что для науки дедукция является второстепенным методом по сравнению с методом индукции.

В кантианской логике существует представление о трансцендентальной дедукции, которая выражает способ отнесения априорных понятий к предметам фактического опыта.

С современной точки зрения вопрос о взаимных преимуществах дедукции или индукции в значительной мере утратил смысл.

Иногда термин «дедукция » употребляется как родовое наименование общей теории построения правильных выводов, умозаключений. В соответствии с этим последним словоупотреблением те науки, предложения которых выводятся (хотя бы преимущественно) как следствия некоторых общих базисных законов, аксиом, принято называть дедуктивными (примерами дедуктивных наук могут служить математика, теоретическая механика и некоторые разделы физики), а аксиоматический метод, посредством которого производятся выводы подобного рода научных предложений, часто называют аксиоматико-дедуктивным. Данная интерпретация самого понятия «дедукция» нашла отражение в так называемой теореме дедукции, выражающей взаимосвязь между логической связкой импликации, формализующей словесный оборот «если..., то... », и отношением логического следования, выводимости. Согласно этой теореме, если из системы посылок А и входящей в нее посылки В выводится некоторое следствие С, то импликация «если В, то С» доказуема, т. е. выводима уже без всяких иных посылок, из одних только аксиом системы А.

Аналогичный характер носят и другие связанные с понятием дедукции логические термины. Так, дедуктивно эквивалентными называются предложения, выводимые друг из друга. Дедуктивная полнота системы относительно какого-либо свойства состоит в том, что все выражения данной системы с этим свойством доказуемы в ней.

Таким образом, в рамках современной науки гипотезы формулируются благодаря использованию логических процедур индукции и дедукции. Причем с очевидностью можно констатировать, что дедуктивный вывод наиболее продуктивен при работе с разного рода фундаментальными, философскими, математическими и другими системами, а индукция весьма эффективна при рассмотрении того или иного фактического материала. В метафизическом контексте можно сказать, что индукция целесообразна при исследовании объектов, содержание которых в полном объеме отражается в совокупности их проявлений, а дедукция осмысленна в ситуации нетождественности существа изучаемых объектов сколь угодно полному множеству их конкретных свойств.

Традуктивный метод аналогии

Помимо методов индукции и дедукции необходимо отдельно рассмотреть метод традукции.

Традукция – это логический вывод, в котором посылки и заключение являются суждениями одинакового уровня общности. Русский логик Л. В. Рутковский характеризовал традукцию как такой вывод, в котором какое-либо определение приписывается предмету в силу того, что это же самое определение принадлежит другому предмету.

Разновидностью традукции является аналогия. Сам этот термин означает «сходство предметов в каких-либо признаках», а аналогия как метод рассуждения является заключением о свойствах объекта на основе его сходства с другим, ранее изученным объектом.

Аналогия имеет разные сферы применения. В науке она используется собственно для построения гипотез, для экспериментальной работы (ведь любая научная модель основана на аналогии) и как прием аргументации. Аналогия широко представлена также и в техническом творчестве (многие выдающиеся изобретения были результатом переноса некоторого технического решения из одной сферы в другую).

Существуют различные виды аналогий.

1) Аналогия свойств. Речь идет о вероятности предположения наличия некоторой общности характеристик у объектов, для которых ранее уже были выявлены определенные общие свойства (например, поскольку и Земля, и Марс – планеты, постольку предположение о действии на Марсе, по аналогии с Землей, некоторых физических сил является научно оправданным).

2) Аналогия отношений. Подразумевается возможность переноса логики связей между некоторыми объектами на связи объектов, в чем-то сходных с ними (например, поскольку площади геометрических фигур, связанных отношением подобия, находятся друг к другу в определенной пропорциональной зависимости, постольку есть основания предположить, что и объемы тел, связанных этим отношением, также будут демонстрировать наличие такой зависимости). Сложным случаем аналогии отношений является структурная аналогия, или аналогия через изоморфизм, при которой устанавливается нечто общее в организации различных систем (примером может служить планетарная модель атома).

3) Аналогия умозаключений. Речь идет о возможности построения – в тех случаях, когда это оправдано, – взаимно подобных дискурсов (например, поскольку в эмпирических науках чрезвычайно продуктивно проведение разного рода практических экспериментов, постольку есть основания для моделирования мыслительных экспериментов в дедуктивных науках).

Следует также различать простую (от сходства двух объектов в одних каких-либо признаках заключают об их сходстве в других признаках) и распространенную (заключают от сходства явлений к сходству их причин) аналогию. Равным образом необходимо дифференцировать строгую (рассуждение идет от сходства двух объектов в одном признаке к их сходству в другом признаке, который, однако, зависит от первого) и нестрогую (заключение от сходства двух объектов в известных признаках к их сходству в таком новом признаке, о котором неизвестно, находится ли он в зависимости от первых или нет) аналогию. И, наконец, нужно вычленять условную (ситуация, когда однозначно не установлена связь между общими признаками, имеющимися у сопоставляемых объектов, и тем признаком, который присваивается исследуемому объекту по аналогии с уже известным объектом) и безусловную (ситуация, когда упомянутая выше связь установлена однозначно, определенно и конкретно) аналогию.

Типичными ошибками при построении аналогии являются чрезмерное упрощение и вульгаризация исследования, когда объекты начинают сопоставляться не по существенным признакам, а только по внешнему сходству.

Путями повышения достоверности аналогии в науке могут служить:

1) увеличение количества базовых признаков, по которым собственно и проводится аналогия;

2) установление существенного характера общих признаков сопоставляемых объектов;

3) установление разнородности и специфичности общих признаков сопоставляемых объектов;

4) фиксация зависимости признака, переносимого с одного объекта на другой, от их общих друг с другом свойств;

5) строгий учет всех препятствующих аналогии различий между сопоставляемыми объектами.

Всегда нужно помнить о том, что выводы по аналогии носят только вероятностный характер и вследствие этого их истинностный или ложный статус может быть установлен исключительно по прошествии некоторого времени.

При этом вероятностный характер выводов по аналогии не следует абсолютизировать. Ведь вообще вероятность в науке характеризует все-таки некоторую объективно существующую связь между вещами, и любое вероятностное суждение, которое высказывают ученые, касается объективно возможных событий.

К тому же не следует забывать, что в отличие от популярных аналогий, используемых в обыденной практике людей, многие научные выводы, основывающиеся на аналогии, близки по своей сути к достоверному знанию. Например, всем известно, что функционирование таких монументальных сооружений, как мост или плотина, первоначально изучается на моделях. Модель в данном случае выступает аналогом соответствующего объекта. Моделирование позволяет на уменьшенной (или в ряде случаев увеличенной) модели проводить качественное и количественное изучение процессов, протекающих в объекте, который недоступен для детального исследования. Результаты единичного опыта затем обобщаются и переносятся на целую группу объектов, подобных изучаемому. Метод моделирования базируется, следовательно, на принципе аналогии, которая дает обоснование для переноса закономерностей, рассмотренных на модели, непосредственно на сам фактический объект. При этом окончательные выводы носят скорее достоверный, чем вероятностный характер, поскольку нельзя же считать достаточными суждения «плотина, вероятно, выдержит напор воды» и «мост, вероятно, не обвалится».

Таким образом, значимость традуктивного метода аналогии для построения научных гипотез трудно переоценить.

Роль интерпретации в науке

Интерпретация, как особый метод с фиксированными правилами перевода формальных символов и понятий на язык содержательного знания, очень широко используется современной наукой (в том числе и для построения собственно научных гипотез).

В общем виде интерпретация может быть определена как установление системы объектов, составляющих предметную область значений терминов некоторой теории. Она выступает в качестве логической процедуры выявления денотатов абстрактных терминов, их фактического смысла. Один из распространенных случаев применения метода интерпретации – это содержательное представление исходной абстрактной теории через предметную область другой более конкретной теории, эмпирические смыслы понятий которой уже установлены. Интерпретация занимает центральное место прежде всего в дедуктивных науках.

В гуманитарном знании интерпретация является фундаментальным методом работы с текстами как знаковыми системами. Текст в качестве формы дискурса и целостной функциональной структуры открыт для множества смыслов, существующих в системе социальных коммуникаций. Текст всегда предстает в единстве явных и неявных, невербализованных значений.

В современной философии и методологии науки существует представление о том, что гуманитарное знание (как пространство работы с текстами) может быть рассмотрено в качестве сферы применения организующего принципа, названного французским философом-постмодернистом Ж. Деррида принципом деконструкции. Этот принцип может быть сформулирован в следующем виде: всякий эксплицированный смысл является продуктом аналитики лишенных инвариантного содержания означающих. По большому счету суть заключается в том, что любое преобразование гуманитарного знания, любое расширение его объема мыслится теперь как осуществляющееся за счет смещения привычных значений означающих (в процедуре интерпретации), ставших объектом аналитики в рамках того или иного конкретного исследования. При этом постоянно подразумевается, с одной стороны, склонность всякого подобного смещения к превращению в самодовлеющую, т. е. абсолютизирующую самое себя процедуру, а, с другой стороны, невозможность смещения некоторых значений (имеется в виду невозможность в рамках той или иной конкретнойпопытки смещения) никакими сознательными усилиями. Поэтому всякое гуманитарное изыскание сейчас начинается фактически с рефлексии над основаниями и обстоятельствами производимого смещения. Таким образом, следует заключить, что гуманитарное знание вообще – это знание, эксплицирующее интерпретацией экономику смещения значений.

В естественных и математических науках интерпретация имеет значение демонстрации осмысленности научных выражений, поскольку уж смысл каждого такого выражения предполагается с самого начала известным. Так, например, одно из основных понятий дифференциального исчисления – понятие производной функции – может быть интерпретировано как скорость процесса, описываемого этой функцией. При этом само понятие скорости процесса получает полную четкость лишь после введения понятия производной. Более того, вполне правомерна точка зрения, согласно которой понятие скорости интерпретируется, осмысливается при помощи понятия производной.

В то же время нужно понимать, что понятия (и предложения) всякой научной теории интерпретируются через ссылки на образы человеческого сознания (в том отношении, что апеллирование к объектам как таковым в чистом виде вообще невозможно), поэтому необходимо постоянно заботиться о том, чтобы любая интерпретация была изоморфна своему предмету.

Кроме того, у одной и той же теории в принципе могут быть различные интерпретации (как изоморфные между собой, так и неизоморфные). В таких случаях одна из этих интерпретаций обычно является той областью, для изучения которой и возникла рассматриваемая теория. Эту интерпретацию обычно называют естественной интерпретацией данной теории.

Наконец, возможна одна и та же интерпретация существенно различных теорий. Например, круг явлений, рассматриваемых оптикой, получил удовлетворительную интерпретацию как в волновой, так и в корпускулярной теории света, и для согласования этих точек зрения потребовались дополнительные экспериментальные данные и теоретические допущения.

Важным обстоятельством является также и то, что по мере развития логических средств науки и возрастания уровня сложности ее абстракций интерпретируемость ее понятий при помощи представлений, почерпнутых непосредственно из созерцания внешнего мира, становится все менее очевидной. Так, понятия таких разделов современной математики, как алгебра или топология, интерпретируются, как правило, не непосредственно в терминах реальной действительности, а в терминах других областей математики. В качестве примера можно вспомнить о построении интерпретации понятий геометрии Лобачевского через термины геометрии Евклида, осуществленном математиками А. Пуанкаре и Ф. Клейном (тем самым была показана непротиворечивость геометрии Лобачевского относительно геометрии Евклида).

Отношение интерпретируемости транзитивно, т. е. интерпретация интерпретации какой-либо теории дает возможность указать и непосредственную интерпретацию этой теории.

Особенно значительную роль процедура интерпретация играет в логике, поскольку именно благодаря той или иной подобной процедуре логические исчисления становятся формализованными языками (ведь до проведения процедуры интерпретации выражения логических исчислений вообще ничего не означают, т. е. до интерпретации эти исчисления могут рассматриваться только как образованные по определенным правилам комбинации особых материальных объектов). Различным системам логики высказываний и логики предикатов соответствуют различные интерпретации употребляемых в них логических операторов.

Таким образом, роль интерпретации в научном познании в целом и в построении научных гипотез в частности огромна.

Тема 9. ПРОБЛЕМА ДОКАЗАТЕЛЬСТВА И ОПРОВЕРЖЕНИЯ

Допустимые приемы полемики

В реальной научной практике доказательства либо опровержения тех или иных научных гипотез очень часто формулируются в ходе научной полемики, дискуссии, в которой каждый из участников стремится утвердить свою точку зрения, опровергнув иные. Полемическая аргументация очень разнообразна, поскольку в любом споре (в том числе и научном) целью является не только установление истинности некоторого тезиса, но и обоснование его значимости, целесообразности, актуальности и эффективности. Вследствие этого обстоятельства в полемике используются не только строго логические, но и риторические, и эмоциональные приемы воздействия на собеседника.

В самом общем виде можно выделить три типа полемики.

Во-первых, следует говорить о познавательной полемике, которая так или иначе ориентирована на достижение соглашения в отношении истинного знания о своем предмете (собственно научная полемика является одной из разновидностей этого типа полемики).

Во-вторых, существует деловая полемика, направленная на достижение и фиксацию некоторого определенного социально значимого результата, в качестве которого может выступать договор, протокол совещания, соглашение, приговор и др. Важно понимать, что целью деловой полемики является взаимоприемлемое урегулирование, устраивающее все участвующие стороны.

В-третьих, выделяют игровой тип полемики. Для него характерно выдвижение на первый план мотивов личностной заинтересованности. Такая полемика подобна спортивному поединку, где достижение субъективных целей оказывается важнее истины и согласия.

Существует представление о принципах и допустимых приемах полемики (причем в пределы этой допустимости входят все ее типы).

1) Прежде всего всегда следует четко определять предмет дискуссии, поскольку есть вещи, спорить о которых непродуктивно (например, о вкусах, о непроверяемых субъективных ощущениях, о мелочах и др.).

2) Позиции сторон, участвующих в полемике, должны иметь точки соприкосновения и при этом должны включать в себя существенные различия, поскольку, с одной стороны, дискуссия между представителями абсолютно несоприкасающихся взглядов всегда неминуемо превращается в абсурд, а с другой стороны, вообще вступать в серьезный спор имеет смысл только в случае наличия каких-то принципиальных разногласий.

3) У участников полемики должен быть сопоставимый уровень знаний относительно ее предмета, иначе полноценная дискуссия вообще невозможна.

4) Участникам полемики всегда следует заранее договариваться о ее правилах и о границах значимости ее результатов.

5) Полемика вообще имеет смысл в своем качестве только в том случае, если каждый из ее участников в принципе готов выслушать другого и скорректировать свою позицию.

Практические полемические приемы разделяются на вполне допустимые (например, проявление творческой инициативы, концентрация действий вокруг защиты главного концепта, использование эффекта внезапности, предвосхищение доводов противоположной стороны и др.) и приемы, находящиеся на грани допустимого (например, повышение «ставок» на каком-то этапе дискуссии, внушение согласия силой убеждения и др.).

Основными принципами собственно познавательной (в том числе и научной) полемики выступают следующие.

1) Принцип познавательности, согласно которому соревновательную сторону полемики следует вообще игнорировать. При этом нужно четко понимать, что ради торжества истины в споре можно и отступить, поскольку тактическое отступление не является поражением. Цель познавательной полемики заключается не в моральном удовлетворении от победы и не в получении практической выгоды, а только лишь в достижении полноты знания. Вследствие этого познавательная полемика (если она корректно проведена) никогда не бывает абсолютно бесплодной: даже неудавшийся шаг по направлению к истине является частью движения к ней.

2) Принцип логичности, согласно которому в любой познавательной дискуссии должна быть ясно сформулирована собственно ее тема, должна корректно использоваться соответствующая терминология, должны применяться только достоверные аргументы и доводы, а все рассуждения должны соответствовать законам формальной логики.

Недопустимо с помощью разного рода уловок и софизмов запутывать своего оппонента, и придерживаться принципа логичности следует даже в том случае, если у участвующих сторон разные цели.

Принцип коллегиальности, согласно которому стороны, вступающие в познавательную полемику, не являются врагами и соперниками, а выступают в качестве соавторов по единому и общему творческому процессу познания истин, поэтому для них должны быть характерны предельная корректность и стремление к взаимопониманию. При этом применение данного принципа не носит универсального характера, поскольку сама возможность его использования ограничивается нюансами каждой конкретной дискуссии.

Принцип определенности, согласно которому противоречия между участниками познавательной полемики должны быть с самого начала отчетливо обозначены. Человеческая мысль по своей природе стремится к бесконечности, и наш разум способен развернуть любую хоть сколько-нибудь значимую цепь рассуждений по огромному количеству направлений. Однако ни одно рассуждение (каким бы фундаментальным они ни было) не может охватить все богатство проявлений фактической действительности, поэтому необходимо осознавать, что первым шагом к грамотному говорению об истине является однозначное определение границ той сферы, о которой ничего не будет сказано. Только запрещая себе рассуждать о вещах, не имеющих отношения собственно к предмету рассуждения, можно обеспечить целостность и осмысленность дискуссии.

Однако вступая в полемику в целях доказательства или опровержения того или иного интеллектуального концепта, нужно иметь в виду, что существует ряд проблем, сложившихся вокруг исследования самой идеи возможности окончательного обоснования. Прежде всего следует упомянуть о двух подобных проблемах.

Во-первых, доказательство всегда восходит в конечном счете к аксиомам. Истинность любого утверждения должна быть обоснована, для чего привлекаются другие утверждения, чей истинностный статус уже удостоверен. Следовательно, должны существовать некие предельные утверждения, истинность которых логически не доказывается. Однако возникает вопрос о том, на чем основывается наша уверенность в истинности этих предельных утверждений, аксиом и не являются ли они простыми конвенциями, т. е. условными соглашениями, которые могли бы быть и другими. И не следует ли из этого конвенциональность нашего знания в целом?

Во-вторых, исчерпывающее эмпирическое подтверждение (верификация) любой гипотезы вообще невозможно, поскольку утвердительный модус от следствия условного категорического силлогизма является вероятностным умозаключением (иными словами, любой утверждающий тезис условен по своей природе). Принудительной силой обладает лишь отрицательный модус от следствия, т. е. эмпирическое опровержение (фальсификация) некоторой гипотезы, поскольку ее предсказание относительно опыта не реализуется (иначе говоря, безусловны только отрицающие тезисы). Не означает ли это, что мы можем быть уверены в ложности, но никогда не можем быть до конца уверены в истинности какого бы тони было положения?

Таким образом, для развития и совершенствования истинного знания о мире крайне важно умение грамотно полемизировать по поводу этого знания и корректно выстраивать системы доводов.

Онтологические основания знания

Термин «знание» имеет множество значений. При попытке его философского осмысления высвечивается необходимость рассмотрения данного понятия в следующих смысловых контекстах:

1) знание всегда связано с попыткой установления подлинного бытия вещей. Сама претензия на знание чего-либо содержит указание на обладание более или менее полной, исчерпывающей информацией о природе и структуре объекта знания, а также о его месте в подразумеваемом ряду иных подобных объектов;

2) знание всегда обращено к своего рода «изнанке» вещей, оно апеллирует к тому, что скрыто в глубине мира. Подлинное знание есть отвлечение от непосредственной данности, оно маркирует собой переход от видимого бытия к скрытым за ним универсальным законам;

3) знание ориентировано на создание знаковых систем, репрезентирующих реальность, оно находит свое предельное воплощение в терминологических аппаратах различных наук, в тезаурусах тех или иных дискурсивных практик, в трансформации слов естественного языка. Тем самым на основе знания моделируются особые искусственные реальности, которые имитируют закономерности действительного мира, позволяя человеку на примере этих моделей разобраться с принципами функционирования универсума;

4) знание содержит интенцию к преобразованию мира в направлении, отвечающем человеческим представлениям о должном. Ведь, помимо прочего, «знать» означает «распределять мир», «устанавливать внутренние связи мира». Знание всегда сопряжено с последующим целенаправленным действием.

Если же вести речь непосредственно о научном знании, о его специфических характеристиках, то можно сделать вывод о том, что, во-первых, научное знание всегда «отстранено» от своего субъекта. Эту отстраненность следует понимать либо как стремление к объективности находящейся «в работе» информации, либо как нацеленность ученого, работающего с ней, на беспристрастность. В свою очередь подобная беспристрастность может явиться и как претензия на «чистоту» исследования, и как декларация добросовестности и бескорыстия.

Во-вторых, научное знание системно и дискурсивно, оно формулируется в соответствии с некоторой совокупностью рецептов получения истины, следствием чего выступает также его неизбежный ригоризм.

В-третьих, в научном знании как в смысловой форме заложена интенция к всеобщности и универсальности. Знание имплицитно подразумевает ориентацию на безграничное расширение своего объема.

В-четвертых, научное знание по определению не может быть полным, поскольку предполагает обязательную систематизацию и схематизацию действительности. Наука, следовательно, всегда жертвует частными фактами ради общих закономерностей.

Наконец, в-пятых, в условиях современности научное знание все чаще рассматривается не только как идеал знания, но и как нечто ценное само по себе, ценное формально. Однако нельзя забывать о том, что подобное представление о непосредственной ценности научности как таковой не является научной истиной.

Необходимо учитывать также то обстоятельство, что само обращение к феномену знания предполагает его рассмотрение в единстве представлений не только о его содержании и форме, но и о знании как об особом состоянии мышления человека, о знании как о существенном событии процесса познания мира.

Нужно, следовательно, учитывать то, как именно знающий знает, в чем состоит существо момента осознания знающим своего обладания знанием, момента, когда вопрошание превращается в убежденность, уверенность, момента, начиная с которого знание становится объектом веры, поскольку не подвергается каждый раз переоценке, перепроверке, становится просто фоном для дальнейшего развития мысли. Таким образом, «знать» означает еще и «обладать верой». Вера тут берется как психологическое состояние самоаутентичности, внутренней целостности человека. В определенном смысле вера помещает человека в реальность, поскольку отныне удостоверяет собой любые онтологические ряды. Герметичность мира знания скреплена сопутствующим психологическим состоянием уверенности в нем, поэтому собственно у каждой вещи в этом мире есть свое место.

В современной отечественной гносеологии рассматриваются понятия «фэйтх» (faith) – веры и «билиф» (belief) – веры для прояснения взаимосвязей между верой и знанием в целом, где фэйтх – вера есть духовное влечение души к предельным основа

В.Е. Буденкова

ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ

Рассмотрены трансформации эпистемологии, связанные с поиском новых научных онтологий. На основе анализа некоторых современных концепций выявлены общие тенденции в развитии представлений о реальности науки и ее объекте. Автор подчеркивает, что перенос акцентов в познании с предмета на его связи и взаимодействия актуализирует коммуникативный подход к реальности.

В современной философии наметилась устойчивая тенденция рассматривать самые разные проблемы в широком культурологическом контексте. Проблема, о которой пойдет речь, не является исключением, хотя безусловно обладает собственной спецификой. Это проблема оснований современной науки и познания в целом. По определению В.А. Лекторского, одним из проявлений трансформаций, переживаемых сегодня философией, стал процесс «пересмотра» или «переосмысления эпистемологии» . Новое видение социокультурной реальности (плюрализм, мультикультурализм) и новые способы философствования (антисубстанциализм, антифундаментализм) актуализируют поиск новых онтологий познания и новых форм рациональности.

В числе наиболее популярных и влиятельных направлений, способных примирить антифундаментали-стские устремления современной философии с наукой как особым способом познания мира, - коммуникативная онтология. Идея коммуникативности получила распространение в социальной философии (коммуникация как основа новой социальности), политологии, теории культуры и других дисциплинах, связанных с изучением человека, культуры и общества. И если в сфере социально-гуманитарного знания ее перспективы более или менее ясны (не в смысле решения всех вопросов, а в плане принятия исследовательским сообществом), то в отношении естественных наук возможности ее применения не столь очевидны.

Но если допустить, что гуманитарное знание пойдет по пути «коммуникативной перестройки», а естествознание - нет, то это может окончательно «развести» их и поставить под сомнение возможность науки как таковой. Ведь помимо различий по предмету и методу (за этими различиями), обнаружатся фундаментальные различия в онтологиях, дальше которых «ехать уже некуда». Более того, здесь кроется и угроза эпистемологии: в ней вообще не будет необходимости, а наоборот, выясняется ее полная бессмысленность. Какая уж тут эпистемология, или теория познания, если реальность каждой научной дисциплины строится на «собственных» основаниях и по «своим» правилам.

В столь мрачную для эпистемологии и науки перспективу верить как-то не хочется, тем более что в последние десятилетия появились подходы, созвучные некоторым общефилософским тенденциям. Среди них можно отметить взгляды Ж. Петито и Б. Смита, предложивших заменить привычную «количественную» онтологию науки «качественной» ; идеи Б. ван Фраассена, выступающего с антиреалистических и антиметафизических позиций , и концепцию «реляционной онтологии» Б. Латура, призванную снять традиционное противопоставление объекта

и субъекта и провозгласившего «смешанный» характер реальности . Подробный анализ позиций этих авторов не входит в задачи данной статьи, но для дальнейших рассуждений небезынтересно будет сравнить некоторые их положения.

Параллельно попробуем выяснить, что может дать коммуникативная онтология познанию вообще и в каком направлении, приняв эту онтологию за основу, может развиваться знание.

Но прежде чем рассматривать возможные варианты решения поставленной проблемы, следует выявшъ особенности традиционной, или «классической», онтологии познания (в том числе научного) и понять, в чем трудности ее «приспособления» к современным условиям.

В основе классической науки лежит принцип строгого разделения субъекта и объекта, познаваемого и познающего. Реальность здесь представляется в виде двухуровневой «конструкции», на поверхности которой -вещи и предметы, а в глубине - законы, определяющие их «поведение». Стремление познать мир «как он есть», т.е. выявить законы природы, поскольку, зная законы, можно управлять самими вещами, приводит к избавлению от всего случайного и несущественного в предмете и превращению последнего в теоретический конструкт, воплощающий одно или несколько важнейших свойств. По сути объект отождествляется с каким-либо свойством (материальная точка, абсолютно черное тело и т.д.), а реальность науки представляет собой «сеть» таких свойств, отделенных от объектов. «Забрасывая» эту сеть «в мир», человек, который, кстати, тоже лишается всех своих качеств, кроме разумности, получает взамен знание «подлинной» реальности и возможность предсказывать события на основе выявленных закономерностей. Но если «искусственность», т.е. «сделанность», «сконструированность», объекта классической науки признается как необходимая данность, то «искуствен-ность» классического субъекта, как правило, остается «в тени».

Здесь, правда, следует отметить одно немаловажное обстоятельство. Реальность науки - не «последнее» ее основание. Ее понимание и «конструирование» является следствием определенной философской позиции, выраженной рядом принципов. Во-первых, это субстан-циализм и связанный с ним монизм. Идея единой субстанции (единого начала) гарантирует познаваемость мира и обеспечивает предсказательную функцию науки. При этом единство (субстанции) является скорее предметом веры или мировоззренческого убеждения и имеет в большей степени психологический, нежели собственно онтологический характер. Ведь если допустить, что мир неоднороден в своих основаниях и непредсказуемо изменчив, то его познаваемость сразу оказывает-

ся под вопросом. Во-вторых, это фундаментализм, позволяющий увидеть за многообразием явлений «скрытые» закономерности «подлинного» мира, что, как уже было сказано, является обязательной функцией науки и раскрывает суть познания. В-третьих, это редукционизм, являющийся следствием или продолжением фундаментализма и в том или ином виде присутствующий в любой концепции познания, строящейся на стремлении к «истинному» знанию.

Но если с точки зрения науки данная стратегия выглядит вполне оправданной, то с точки зрения философии здесь есть над чем задуматься. Дело в том, что следствием фундаментализма становится парадокс: реальность науки отождествляется с «подлинной» реальностью, возникает представление, что мир сам по себе представлен существом быстротекущих, сильно обособленных бесцветных частиц . Но реальность науки условна и непредметна. Она не имеет автономного существования, как это предполагается фундаментализмом. С другой стороны, «подлинная» реальность нам недоступна, поскольку между нами и ею всегда помещается реальность науки. Но тогда что мы познаем?

Удвоение реальности, лежащее в основе всего классического познания, оборачивается не чем иным, как «подменой» онтологии эпистемологией. Механизм этой «подмены», или, скажем мягче, отождествления двух реальностей, приблизительно следующий. Первоначально реальность науки не имеет онтологического статуса, а только эпистемологический, потому что формируется как теоретический конструкт, т.е. инструмент или средство познания. Она субъективна по происхождению и объективна ровно настолько, насколько отражает некоторые свойства или качества объектов. Но в процессе познания, когда достигается очевидный результат, возникает «иллюзия», что та реальность, на которую «набрасывается» теоретическая «сетка», и «подлинный мир» совпадают, что эта «сетка» и есть реальность. Субъективность квазиреальности науки, а вместе с ней ее инструментальный характер отступают перед объективностью открывающейся истины. На этом основании теоретической реальности науки «присваивается» онтологический статус, точнее, эпистемологический объект приобретает самостоятельную (собственную онтологию). Отсюда видно, что «подмена» онтологии эпистемологией в классической науке - не неизбежное, но вполне предсказуемое и даже «оправданное» следствие философского фундаментализма. Но для нас более интересным представляется тот парадоксальный факт, что объективность классического знания достигается сугубо субъективными средствами, а субъекто-ценризм (по терминологии В.А. Лекторского) классической парадигмы сочетается с толкованием самого субъекта как пассивного «читателя» книги природы.

Таким образом, фундаментализм «разоблачает» сам себя: пафос поисков истинного знания о мире «как он есть» оборачивается многочисленными условностями и «конвенциями» субъективного происхождения. Это является следствием онтологического противопоставления субъекта и объекта. По сути, в классической парадигме существовали две «независимые» реальности, установление связи между которыми представляло одну

из главных трудностей, или проблем, эпистемологии. Указанные трудности повлияли на развитие антимета-физических и антифундаменталистских тенденций во многих современных концепциях познания.

Несмотря на различия в подходах и выводах, борьба с фундаментализмом идет под общим лозунгом «возвращения к вещам». Сами «вещи» могут быть представлены «явлениями», как у Б. ван Фраассена, «феноменологическим миром», сохраняющим полноту качественного многообразия, как у Б. Смита и Ж. Петито, или «гибридам», населяющими мир, как у Б. Латура. Главное, что их объединяет, - «реальность присутствия» (курсив мой. -В. Б.). Они и есть та реальность, окружающая субъекта, которая не отделена от нас невидимой чертой, но в которую мы сами включены как необходимое звено. Показательно высказывание Б. Смита: «...мы избираем в качестве исходной позиции своих рассуждений такие примеры индивидуальных сущностей... как человеческие существования, быки, штабели бревен, айсберги, планеты. В дополнение к сущностям наша теория должна предоставить место и индивидуальным происшествиям -улыбкам, загарам, усилиям, уверенностям-тому, что присуще этим сущностям и, кроме того, существенным частям как сущностей, так и происшествий, таким, как составляющая важный элемент вашей личности гуманность...». Сходную позицию занимает и Ж. Латур: «Вещи (“квази-объекты” или “риск”, слово не имеет значения) обладают специфическим свойством неделимости на первичные и вторичные качества. Они слишком реальны, чтобы быть представлениями, и слишком спорны, неопределенны, собирательны, изменчивы, вызывающи, чтобы играть роль неизменных, застывших, скучных первичных качеств, которыми разинавсегда оснащен Универсум. Что общественные науки могли бы делать вместе с естественными - это представлять самим людям вещи со всеми их последствиями и неясностями» .

При этом важно отметить, что Б. ван Фраассен, Ж. Петито и Б. Смит говорят о физической реальности, т.е. об онтологии естественных наук, а Б. Латур - о социальной, но это только подчеркивает близость их установок. Еще одно немаловажное сходство этих концепций заключается в переносе акцентов познания с объяснения на описание. Как утверждает Б. ван Фраассен, «научное объяснение относится не к чистой науке, а к применению науки. А именно - мы употребляем науку, чтобы удовлетворить некоторые наши желания (desires), и эти желания разнятся от контекста к контексту. Вместе с тем все наши желания предполагают в качестве главного желание дескриптивной информации» (цит. по: ). Явная или завуалированная диск-риптивность - следствие отказа от фундаментализма. Это закономерный результат «преодоления» субстан-циализма и сосредоточения внимания на «поверхности». Но один и тот же феномен может быть описан по-разному в зависимости от позиций, целей и «языков» описания. Следовательно, дискриптивность порождает эпистемологический плюрализм, а названные концепции утверждают его в познании. На первый взгляд, такое развитие событий противоречит исходным принципам науки, тем более что некоторые авторы признают еще одну трудность, связанную с антисубстанциа-

листской установкой: «Наиболее уязвимое положение предложенной идеи - это именно то, что рассматриваемая теория не обладает прогностической способностью в обычном (причинном) смысле» . Но оценить возможные перспективы и последствия развития познания по указанному пути можно только на основе реального опыта. И здесь необходимо отметить, что плюралистические идеи не являются чем-то абсолютно внешним современной науке. Наоборот, само научное познание обнаруживает «склонность» к онтологическому плюрализму. Так, например, в современной физике «для описания фундаментальных сил природы» используется «понятие струна» . Но наряду с теорией струн существует концепция «мешка». Причем это даже не различные описания одной реальности, а разные онтологии.

Посмотрим на эту проблему не с физической, а с эпистемологической точки зрения. Когда наука ставит вопрос о том, что лежит в основе мироздания - «струны» или «мешки», нам совершенно ясно, что ни того ни другого там нет. Но того, что там на самом деле есть, мы пока не знаем или не можем назвать. Причина первого - недостаток опытных данных, второго - ограниченность словаря. Со словарем у нас, скорее всего, все в порядке (ведь нашли же мы определения для «струн» и «мешков»), следовательно, не хватает «опыта». Но можно с уверенностью предположить, что в своих попытках расширить его границы сторонники «теории струн» будут искать именно «струны», а приверженцы «концепции мешка» - «мешки». Все дело в том, что мы уже заранее знаем, что искать, поскольку наш опыт предза-дан теорией (теоретически нагружен) и языком. Давая чему-то имя, мы тем самым «создаем» его как объект.

Но может так случиться, что будет обнаружено нечто совсем особенное, не похожее ни на струну, ни на мешок. Что тогда? Тогда, с эпистемологической точки зрения, мы получим еще одну, новую, онтологию физики. Причем все эти онтологии будут «равноправны» (хотя на их основе можно построить разные «картины мира») до тех пор, пока они одинаково хорошо «спасают явления» или преимущества какой-либо не будут выявлены опытным путем. A.A. Печенкин пишет: «В зависимости от исследовательской программы... могут возникнуть эмпирически эквивалентные (или почти эквивалентные) теории - теории, «спасающие» тот же самый (или почти тот же самый) круг явлений, но постулирующие различные ненаблюдаемые сущности» . Но здесь есть один нюанс: в современной науке теория намного опережает практику (эксперимент). В случае с нашим примером «сложность с... теоретическими выкладками заключается в том, что они описывают физические явления, происходящие на планков-ских масштабах, в то время как Галилеева наука требует воспроизводимых экспериментальных результатов» . Поэтому применительно к современной науке правильнее говорить о теоретическом конструктивизме, а не о конструктивном эмпиризме, как это делает Б. ван Фраассен. Кроме того, признавая возможность существования различных онтологий в науке (в частности, в физике), Б. ван Фраассен считает, что на «явления» это не влияет, они одинаковы для всех. Но выше уже отмечалась теоретическая нагруженность опытных

фактов: они «одновременно искусственные и естественные, придуманы и самостоятельны» , и конструктивная природа самого объекта познания. Следовательно, теория должна «спасать» не явления (это, скорее, «в духе» классической науки), а создаваемую нами в ходе взаимодействия с миром реальность. На этом, кстати, настаивают сторонники «исследований науки и технологии» (science and technology studies или STS) , например Б. Латур: «После нескольких веков Нового времени STS просто возвращают нас к обычному определению вещей как ансамблей, и это определение заставляет увидеть, что границы между природой и обществом, необходимостью и свободой, между сферами естественных и общественных наук - весьма специфичная антропологическая и историческая деталь.. . Достаточно просто взглянуть на любой из квази-объектов, заполняющих страницы сегодняшних газет, - от генетически модифицированных организмов до глобального потепления или виртуального бизнеса, -чтобы убедится: для обществоведов и “физиков” лишь вопрос времени: забыть о том, что их разделяет, и объединиться в совместном исследовании “вещей”, которые, будучи по природе гибридами, уже (много десятилетий) объединяют их на практике» .

Но если принять эту стратегию, то множество теоретических моделей (и множество онтологий) из «временного неудобства» или недостатка превращается в закономерный результат развития познания. О потенциальном множестве онтологий следует сказать отдельно. Формирование онтологии определяется несколькими факторами, в том числе: пониманием объекта и субъекта, способов их связи, социокультурным контекстом эпохи и т.д. В данном случае различия в онтологиях связаны с разным пониманием объекта, его «масштабов» и методов создания, что, собственно, и демонстрируют нам рассматриваемые концепции. Однако множественность (потенциальная) онтологий «не уменьшает» их «реалистичности» и не означает «конца научного познания» в вышеназванном смысле. Мы уже сейчас наблюдаем множество онтологий в науке и, строго говоря, оно не препятствует ее развитию, а наоборот, способствует прогрессу знания. Примером могут служить конкурирующие теории в науке, поскольку «спор» между ними всегда способствует обогащению любой дисциплины. Здесь уместно сослаться на Б. ван Фраас-сена, утверждающего, что научное исследование - это «конструирование моделей», а «не открытие ненаблюдаемых сущностей» . Другими словами, наука (современная, во всяком случае) стремится ответить на вопрос, не «каков мир на самом деле», а каким он может быть, исходя из достигнутого уровня знаний.

Но «достигнутый уровень знаний» - понятие относительное. Наши представления о мире постоянно меняются, «вызывая к жизни» новые онтологии. Следовательно, «полионтологичность» современного познания не только закономерна, но в какой-то степени неизбежна. Более того, она вполне соответствует плюрализму оснований культуры, хотя это вовсе не означает, что мы должны полностью отказаться от идеи единства как принципа, конституирующего наше бытие и познание. Правда, искать теперь нужно не единое, а объеди-

няющее начало, и не в субстанции (о последствиях суб-сганциализма говорилось выше), а (в свете прагматических трансформаций культуры и познания) в коммуникации как способе преодоления несоизмеримости культурных миров и теоретических моделей реальности. Сразу отметим, что все рассматриваемые нами концепции так или иначе связаны с идеей коммуникативности. И «мереологический подход» Б. Смита, заключающийся в исследовании объектов «универсума, прежде всего в свете видового многообразия составляющих их частей» , и «конструктивный эмпиризм» Б. ван Фраассена, и «реляционная онтология» Б. Латурапредполагают в качестве одного из условий существования реальности наличие связей между ее элементами. Это одинаково актуально и для естественных и для гуманитарных наук. С этой точки зрения понятие «реляционная онтология» выглядит даже более подходящим, поскольку свободно от «излишней» социальности.

Новая реальность науки - реальность связей, отношений, взаимодействий - формируется коммуникацией. Следует отметить, что такое понимание реальности оказывается весьма близким постнеклассичес-кой науке и позволяет увидеть преемственность в развитии научного познания. Но коммуникативная онтология меняет роль и место субъекта в познании, а вместе с ним и представления об объекте.

Субъект классической науки тоже может рассматриваться как участник коммуникации: он задает реальности свои вопросы и получает на них ответы. Но коммуникация здесь носит принципиально иной характер, являясь по сути односторонней. Задача субъекта сводится к тому, чтобы задавать «правильные» вопросы, а «ответы» предопределены природой объекта. В современной науке «то, что сообщает нам “природа”, зависит не только от ее “действительного” устройства, но и от позиции спрашивающего, тогда как последняя, в свою очередь, также не является непосредственной: она детерминирована системой отношений» .

Коммуникативная онтология позволяет снять жесткое противопоставление субъекта и объекта именно в онтологическом плане. И субъект, и объект являются «продуктом» коммуникации, они существуют постольку, поскольку включены в единое коммуникативное пространство. «Конструктивность» реальности приобретает иной, чем в классической науке, смысл. Субъект теперь не только выявляет связи между объектами и закономерности их существования, оставаясь «безучастным» к ним, он формирует связи, обеспечи-

вающие существование объекта и его собственное. В современной науке реальность «держится» субъектом, а объект есть то, в какие отношения он включен. Он «раскрывается» во взаимодействии. O.E. Столярова замечает: «Различия между субъектами и объектами... - не абсолютны и не заданы а priori... Свойства и онтологический статус любого объекта уникальны, т.е. являются результатом приобретенной им сетевой позиции - места в ряду связей и отношений коммуникационной системы» .

Это имеет важные следствия для эпистемологии. Во-первых, реальность становится доступной, мы оказываемся не по одну или другую ее сторону, а в ней самой. Она сохраняет свою конструктивную природу, но мы освобождаемся от необходимости «удваивать» ее в познании, потому что реальность познаваемого и познающего - одно и то же - коммуникация. В связи с этим понятию «эмпирический конструктивизм» можно придать новый смысл: в современной науке происходит конструирование не только теорий, но и фактов. «Конструкция - креативный процесс, непрерывное рождение качественно новых, уникальных событий, несводимых к ранее существующим». Поэтому «нарушение и трансформация связей внутри коммуникационной системы может привести к исчезновению научного факта, как это произошло, например, с абиогенезом, когда появились микробы. Что же касается микробов, их объективность конституирована сетевыми отношениями, частью которых были эксперименты Пастера, “создавшего” их, так же как они, в свою очередь, “создали” ученого Пастера...».

Результатом коммуникативных трансформаций онтологии современной науки становится и пересмотр понятия истины. С одной стороны, «отказ от истины» равносилен отказу от самой науки. Но, с другой, традиционные корреспондентские теории истины теряют смысл в условиях нового видения реальности. В классической науке истина понималась как уже существующая, и задача познания - «найти» ее и «открыть». Такой подход является закономерным следствием субстанциализма и фундаментализма. В современной науке, когда реальность «не определена заранее», а создается в самом процессе познания, истина, как и объект, факт, теория, тоже становится конструктивной, контекстной, ситуативной. Таким образом, коммуникативная онтология позволяет преодолеть «разрыв» между миром теоретических представлений и миром практических действий и соединить познавательные и социокультурные функции науки.

ЛИТЕРАТУРА

1. Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 256 с.

2. Петито Ж., Смит Б. Физический и феноменологический миры. Электронный ресурс: http://nounivers.narod.ru/gmf/petit.htm

3. Смит Б. На основании сущностей, случайностей и универсалий. В защиту констуитивной онтологии. Электронный ресурс: http:// nounivers .narod.ru/ gmf/defo .htm

4. Печенкин A.A. Антиметафизическая философия второй половины XX века: конструктивный эмпиризм Баса ван Фраассена // Границы науки. М.: ИФРАН, 2000. 276 с.

5. Латур Б. Когда вещи дают сдачи: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия.

2003. № 3. С. 20-38.

6.Дикики А. Творчество в науке. М.: УРСС, 2001. 238 с.

7. Столярова O.E. Социальный конструктивизм: онтологический поворот II Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 2003. № 3. С. 39^4-8.

Статья представлена кафедрой теории и истории культуры Института искусств и культуры Томского государственного университета, поступила в научную редакцию «Философские науки» 21 марта 2005 г.

Проблемы структурной организации бытия в контексте современной науки.

В современной науке утвердилась мысль, что мир - это бесконечное и неисчерпаемое множество системных образований, особая целостность, которая характеризуется наличием элементов и связей между ними.

Под системно-структурным уровнем организации материи понимают такую совокупность различных видов реальности, в пределах которых они объединяются господствующим типом связей и взаимодействий.

Мир как система включает в себя три глобальных системно-структурных уровня организации: неорганическая природа, органическая природа и социальная природа.

Неорганическая природа.

В неорганической природе выделяют следующие уровни организации бытия: вакуум - субмикроэлементарный - микроэлементарный - ядерный - атомарный - молекулярный - уровень макроскопических тел - планеты - звездно-планетные комплексы - галактики - метагалактики.

Наиболее фундаментальным уровнем организации физической реальности является вакуум. В вакууме постоянно происходят сложные процессы, связанные с непрерывным появлением и исчезновением так называемых «виртуальных частиц». Некоторые исследователи считают вакуум потенциально самым «богатым» видом бытия.

В философском аспекте современные исследования вакуума активизировали изучение традиций понимания категории «небытие» в древневосточной философии. Древневосточная концепция небытия (ничто) в ряде существенных пунктов напоминает современную научную концепцию вакуума как субстанционально-генетического основания астрономической Вселенной.

Органическая природа.

В органической природе выделяют следующие системно-структурные уровни организации: уровень биомакромолекул (ДНК, РНК, белки) - клеточный - микроорганизменный - органов и тканей - организма в целом - популяционный - биоценозный - биосферный.

К важным свойствам живых систем относятся:

* способность создавать порядок из хаотического теплового движения молекул;

* живые системы характеризуются гораздо более высоким уровнем упорядоченности и асимметрии в пространстве и времени;

* способность к обмену с окружающей средой веществом, энергией и информацией;

* способность к избыточному самовоспроизводству.

Социальная природа.

Социальная действительность включает такие системно-структурные уровни организации: индивид (личность) - семья - коллектив - социальная группа - (класс) - нация - государство - общество в целом.

Между системно-структурными уровнями организации бытия и внутри каждого из уровней существуют отношения субординации: высшая форма возникает на базе низшей в результате появления новых системных свойств. При этом закономерности высших уровней обладают определенной спецификой и несводимы к закономерностям уровней, на базе которых они возникли.

Редукционизм. Эффективность и ограниченность

редукционистских программ в науке

Редукционизм - это методологическая позиция. В классической науке господствовало представление о возможности сведения всего многообразия мира к единому фундаментальному структурному уровню - к элементарным сущностям, описания и объяснения качественной определенности сложных материальных образований как результата различных сочетания этих элементарных сущностей. Такая методологическая позиция получила название редукционизм.

Процесс редукции как методологический прием решения определенной научной проблемы является неотъемлемой частью научного познания, наряду с идеализацией, моделированием.

Но в тех случаях, когда редукция абсолютизируется, когда предполагается, что все многообразие мира можно полностью свести к определенным элементарных уровням, этот прием становится основой механицизма (физикализма, биологизма, социал-дарвинизма).

В XX веке мечты о сведении всех наук к физике воплотились в методологической концепции «единой науки» (Р. Карнап). Карнап характеризует физикализм как требование адекватного перевода предложений всех наук на предложения, состоящие исключительно из терминов, которые употребляются в физике.

Неопозитивисты (Шлик, Карнап, Франк, Рейхенбах, Нейрат) рассматривали истинность какого-либо положения любой науки в зависимости от возможности его перевода на язык физики.

Во второй половине ХХ в. отмечается разочарование программой физикализма, отход от принципа радикального редукционизма. Одной из причин кризиса физикализма и редукционизма было осознание невозможности построить «всемогущие» формальные структуры (теорема Геделя о неполноте).

Физикализм в решении проблемы единства научного знания сам по себе не достиг цели, но он стимулировал интерес к созданию предпосылок для появления кибернетики, компьютерной логики, когнитологии.

Кризис элементаристских программ в науке ХХ в.

Становление современной концепции холизма.

В классической науке господствовало понимание мира как совокупности изначально отделенных элементов, а в познании - стремление расчленить объекты на составные части, имеющие универсальные черты и построить на их основе все многообразие явлений природы. Онтологической основой его выступает понимание мира как совокупности четко ограниченных и индивидуализированных объектов («атомов»), которые лишь внешним образом связаны между собой.

Ограниченность такого понимания начинает осознаваться одновременно с кризисом механистической картины мира в конце ХІХ в. Однако более отчетливо кризис концепции элементаризма и множественного понимания мира проявился в ХХ в. под влиянием развитие современной науки.

Развитие исследований в области квантовой физики поставило под сомнения универсальность множественного понимания мира. Это ведет к необходимости формирования концепция миропонимания, альтернативной атомистической традиции классического естествознания, к становлению современной концепции целостности (холизма).

Основой для современных философско-методологических разработок альтернативных концепций целостности стало осознание факта не универсальности и относительности понятий «элемент» и «множество элементов» в описании физической реальности.

Формируется новая методологическая установка, направленная на более адекватное объекту современной науки понимание целостности. Данная установка ориентирует исследователя на сознательный учет феномена неделимости и неразложимости мира, саморазвивающихся систем на множества актуально и изначально существующих элементов.

Холистический подход основанный на понимании целого как немножественного, помогает более адекватно исследовать особенности мира бесконечного, его отличия от мира конечных вещей.

Пространственно-временная структура бытия.

Пространство и время - философские категории, посредством которых обозначаются формы бытия вещей и явлений.

В истории философии и науки сформировалось две концепции пространства и времени - субстанциональная и реляционная.

Согласно субстанциональной концепции пространство и время существует независимо от природы, от объектов (классическая механика Ньютона).

Реляционная концепция пространства и времени утверждает, что все пространственные и временные характеристики являются отношениями, природа которых определяется характером взаимодействия объектов (общая и специальная теория относительности А. Эйнштейна). В ее рамках было доказано изменение пространственных характеристик объектов в зависимости от массы и зависимость временных характеристик от скорости перемещения объектов.

В начале XX в. физика выявила глубокую связь между пространством и временем. Оказалось, что время есть четвертое измерение мира (формула 3+1).

В последние десятилетия ХХ в. была высказана гипотеза о том, что свойства пространства и времени отличаются своеобразием для каждого структурного уровня бытия.

Социальное время - форма бытия общества, выражающая длительность исторических процессов, их смену, возникающую в ходе деятельности людей. Социальное время характеризуется не только неравномерностью протекания, но и многоуровневой структурой.

Проблема детерминизма в современной науке и философии.

Детерминизм - учение о всеобщей закономерной связи и взаимообусловленности всех явлений. В философии детерминистические концепции описываются с помощью категорий причина и следствие, необходимость и случайность, возможность и действительность. Идеи детерминизма появляются уже в античной философии (Демокрит). Дальнейшее развитие и обоснование детерминизм получает в естествознании и философии Нового времени (Бэкон, Декарт, Ньютон, Лаплас, Спиноза).

Концепция лапласовского детерминизма и ее ограниченность для построения современной картины мира.

Классическая философия и наука представляла все процессы происходящие в мире как обратимые во времени, предсказуемые на неограниченные промежутки времени. Наиболее отчетливо такое представление о детерминизме было сформулировано известным французским физиком и математиком Пьером Лапласом в работах «Опыт философии теории вероятностей» и «Аналитическая теория вероятности» и получило название лапласовского детерминизма. Значение координат и импульсов всех частиц во Вселенной в данный момент времени, с его точки зрения, совершенно однозначно определяет ее состояние в любой прошедший или будущий момент. Случайному как объективному явлению места нет. Только ограниченность наших познавательных способностей заставляет рассматривать отдельные события как случайные.

Детерминизм нашёл своё отражение в понятии динамические закономерности, которые выражают строго однозначную обусловленность изменений одних элементов другими, при которой данное состояние системы однозначно определяет ее последующее состояние, и описывают их абсолютно точно в форме связи вполне определенных физических величин.

В механистической детерминистической концепции предполагалось, что для поведения каждой частицы, каждого элемента имеется только одна с необходимостью осуществляющаяся возможность. Понятый таким образом детерминизм ведет к фатализму, принимает мистический характер и фактически смыкается с верой в божественное предопределение.

Статистические закономерности выражают такие связи, когда данное состояние системы определяет все ее последующие состояния не однозначно, а лишь с определенной вероятностью, являющейся объективной мерой возможности реализации заложенных в прошлом тенденций изменения.

Возможности и границы вероятностной картины мира.

Осознание ограниченности причинного типа объяснений на рубеже XIX - XX вв. привело к формированию философского и естественнонаучного индетерминизма. Индетерминизм полностью или частично отрицает существование причинно-следственных связей и возможность их детерминистического объяснения.

Существенный вклад в разработку новых представлений о детерминизме внесла квантовая механика - установление В. Гейзенбергом (1927 г.) соотношения неопределенностей: чем меньше неопределенность координаты частицы, тем больше неопределенность ее импульса и наоборот. Осознание этого приводит к формированию вероятностной картины мира, для которой характерно введение статистических закономерностей.

Современная наука считает, что всякий достаточно сложный процесс развития подчиняется статистическим закономерностям, так как динамические закономерности являются лишь приблизительным выражением отдельных этапов этого процесса.

До появления квантовой механики считалось, что поведение индивидуальных объектов всегда подчиняется динамическим закономерностям, а поведение совокупности объектов - статистическим.

В последние годы новый импульс для обсуждений проблемы детерминизма придала проблема математического моделирования диссипативных систем, в которых пренебрежительно малые, неразличимые для нас и не учитываемые флуктуации приводят к резкому изменению эволюции системы.

В отличие от классической науки, стремившейся сводить все к простому и предсказуемому, современная наука работает с непредсказуемым, неопределенным, неточным и сложным, широко использует вероятностные методы и признает важную роль случайного и непредсказуемого. В ближайшем будущем, по-видимому, науку ожидает расширение и переосмысление многих классических понятий.

Телеологические концепции в современной науке. Антропный принцип и его философские истолкования.

Одной из разновидностей детерминации является целевая детерминация; принцип «конечных причин», согласно которому конечный результат, оказывает объективное воздействие на ход процесса, принимает различные формы в различных телеологических концепциях.

Впервые представление о целевой детерминации вводит Аристотель. Согласно ему, каждый предмет природы имеет цель, которая является источником «стремлений», реализующихся в процессе развития предмета (имманентная телеология).

Идеи имманентной телеологии в Новое время разрабатывали Лейбниц в учении о предустановленной гармонии, Шеллинг в учении о мировой душе.

Объективный идеализм, Гегель, неотомизм, неовитализм, неофинализм философские концепции исходят из наличия в мире объективных внечеловеческих целей и целесообразности (Мировой Разум, Бог).

В современной науке сформировался целевой подход, суть которого заключается в том, что научное исследование обращается к результату процесса как его цели, отправляясь от которой аналитически устанавливаются причины по их следствию.

В связи с рядом новых открытий в физике, космологии в науке возникла своеобразная «телеологическая проблема». Она состоит в необходимости объяснить чрезвычайно высокую и тонкую взаимосвязь ряда фундаментальных свойств и характеристик нашей Вселенной. При этом малейшее изменение этих свойств может привести к катастрофе всего мира. При чем многие свойства нашей Вселенной чрезвычайно благоприятны для существования жизни и разума.

На основании этого в 70-е годы ХХ в. был сформулирован антропный принцип, устанавливающий зависимость существования человека от физических параметров Вселенной. Физические расчеты показывают, что если бы изменилась

хотя бы одна из имеющихся фундаментальных постоянных, то стало бы невозможным существование тех или иных физических объектов - ядер, атомов.

Б. Картер сформулировал антропный принцип так: Вселенная обладает такими свойствами, что в ней на определенном этапе с необходимостью могла возникнуть жизнь и сознание (наблюдатель).

Антропный космологический принцип несет определенную философскую нагрузку - вызывает различные мировоззренческие интерпретации - материалистическую и идеалистическую. В мировоззренческим плане антропный принцип воплощает в себе идею взаимосвязи человека и универсума, высказанную еще в античности (Протагор, Анаксимандр) и развитую в эпоху Возрождения (Дж. Бруно) и в XX в. (К. Циолковский, Тейяр де Шарден, Ф. Крик, Ф. Хойл, Ф. Дайсон).

Глобальный эволюционизм и синергетика: в поисках нового миропонимания.

Вплоть до конца ХХ в. принцип эволюции не был доминирующим в естествознании. Во многом это было связано с тем, что лидирующей научной дисциплиной была физика, которая долгое время не включала в число своих постулатов принцип развития.

Наука второй половины ХХ в. ликвидировала противоположность биологии и физики в понимании эволюции. Идея развития, эволюции приобретает глобальное космическое значение. Это привело к формированию концепции глобального эволюционизма, как системы представлений о всеобщем процессе развития природы во всех его многообразных естественноисторических формах: социальной и биологической эволюции, эволюции Земли, солнечной системы, Вселенной. В этой Вселенной человек не просто активный внутренний наблюдатель, а действующий элемент системы.

Существенно важным для становления концепции глобального эволюционизма явилось исследование механизмов самопроизвольного возникновения упорядоченных структур в открытых нелинейных системах, что привело к формированию нового научного направления - синергетики.

Проблемное поле синергетики центрируется вокруг понятий «неустойчивость», «нестабильность», «неравновесность», «хаосомность», «случайность». Одной из важных идей, которую синергетика вносит в современную науку и картину мира, является идея необратимости и нелинейности.

Она открывает необычные стороны мира: его нестабильность, нелинейность и открытость. Она дает возможность шире взглянуть на процессы развития и глобальной эволюции и сформировать основные принципы современной концепции самоорганизации.

На основе этих исследований формируется ныне новый образ мира, который является не ставшим, а становящимся, не просто существующим, а непрерывно возникающим миром. Понятия «бытие» и «становление» объединяются в одни понятийные рамки, идея эволюции органично входит не только в науки о живом, но и в физику, и в космологию. Мир полон неожиданных поворотов, связанных с выбором путей дальнейшего развития.

В реальной картине бытия присутствует случайность, неустойчивость. Современная наука, таким образом, вновь открывает случайность как существенный элемент мира.

Синергетика создает предпосылки для раскрытия конструктивной роли случайности в процессах самоорганизации, исследует условия, в которых случайности могут привести к возникновению из хаоса порядка.

Главенствующую роль в окружающем мире играют не порядок, стабильность и равновесие, а неустойчивость и неравновесность. Устойчивость и равновесность - это тупики эволюции.

Концепция глобального эволюционизма, формирующаяся в современной науке и философии:

* характеризует взаимосвязь самоорганизующихся систем и объясняет генезис новых структур в них;

* рассматривает в диалектической взаимосвязи социальную, живую и неживую материю;

* создает основу для рассмотрения человека как объекта космической эволюции;

* является основой синтеза знаний в современной постнеклассической науке;

* служит важнейшим принципом исследования новых типов объектов - саморазвивающихся, целостных систем.

Варианты отношений между понятиями «эпистемология», «гносеология», «теория познания». Предмет, структура, цели, задачи, ключевые проблемы, дисциплинарные связи, концептуальный каркас эпистемологии. Нормативная и дескриптивная эпистемология. Направления современной эпистемологии: эво­люционная, генетическая, натуралистическая, аналитическая, компьютерная, социальная. Проблема определения концептов «знание» и «познание». Комби­нативная классификация знания. Знание и вера. Познание как отражение действительности и духовное производство. Константы познания. Научная когнитосфера как предмет эпистемологии. Существенные признаки научного знания. Эпистемологические определения науки. Классификация науки. Струк­тура науки. Уровни научного познания. Вопрос об основаниях науки. Направ­ления самоопределения наук в исторической динамике. Понятие научного исследования. Эпистемологические дефиниции философии науки. Истина как идеал знания и категория культуры. Проблема критериев истины. Истори­ческий и типологический аспекты понятия «истина». Истина в теологии, фило­софии, науке. Основные теории истины.

Тема 3. Онтологические проблемы современной философии и науки

Понятие «первой философии». Вопрос о взаимоотношениях онтологии и эпистемологии. Онтология: предмет, проблематика, понятийно-категориальный аппарат. Метафизика. Проблема демаркации науки и метафизики. Вопрос о метафизическом базисе научных теорий. Онтологические основания познава­тельных программ. Концепт «бытие» в истории философии. Типологии бытия. Техника как бытие «второй природы». Понятие «субстанция». Типы субстан­циализма. Понятие материи в истории философии и науки. Космогония и космология. Время и пространство как философские и научные категории. Движение и развитие. Онтологические импликации квантовой физики. Совре­менная философия сознания. Понятие «квалиа» и «трудная проблема созна­ния». Онтология и языковые каркасы. Онтология как семантическая конвенция. Полисемия понятия «реальность». Разновидности реализма. Теория онтоло­гической относительности У. Куайна. Поссибилизм. Концепт «возможный мир» как онтологическое допущение и эпистемологическая метафора, специ­фика его научной адаптации. Типология возможных миров. Эпистемологи­ческий потенциал и ограничения поссибилизма.

Тема 4. Эволюция науки в историко-философском контексте

Наука как динамичная система. История науки «внутренняя» и «внешняя». Интернализм и экстернализм. Закономерности развития науки. Протонаука и технологии древних цивилизаций. От мифа к Логосу: возникновение фило­софии и теоретических научных знаний в период «осевого времени». Античная наука-философия. Космоцентризм досократиков. Формирование математики. Сократический метод. Атомизм Демокрита. Эпистемология Платона. Мета­физика Аристотеля. Основания аристотелевской физики. Естествознание в эл­линистический период. Система Птолемея. Черты средневековой картины мира. Номинализм и реализм. Онтология и эпистемология Фомы Аквинского. И. Дунс Скот, У. Оккам, Р. Бэкон.

Историко-культурная характеристика Ренессанса. Открытия в области науки и техники. Развитие математики. У истоков современной астрономии. Гелеоцентризм. Н. Коперник. Т. Браге, И. Кеплер. Г. Галилей. Натурализм и пантеизм. Возрождение античного атомизма. Дж. Бруно. Философия Нового времени: проблема метода познания. Эмпиризм и рационализм. Ф. Бэкон и Р. Декарт. Научные открытия и развитие техники в XVII – XVIII вв. И. Ньютон. Г. Лейбниц. Становление науки современного типа. Естествознание и натур­философия. Д. Юм, «Критика чистого разума» И. Канта и переворот в фило­софии. У истоков современной химии. Начала биологии. Формирование эволю­ционного типа мышления. XIX век: дифференциация наук, развитие и анома­лии классической физики, совершенствование техники. Генезис социально-гуманитарных наук. Черты современной западной философии. Становление философии науки. У. Уэвелл. Первый позитивизм: О. Конт, Дж. С. Милль, Г. Спенсер. Конвенционализм А. Пуанкаре.

Научные открытия и развитие техники в конце XIX – начале XX в. Генезис новой концепции мировидения. Эмпириокритицизм. Э. Мах. Неокантианская философия науки. Рождение квантовой физики. Частная и общая теория отно­сительности. Концепция расширяющейся Вселенной и Большого взрыва. Эво­люция квантовой механики. А. Эйнштейн и Н. Бор: спор о природе реальности. Неопозитивизм. Становление и трансформации аналитической философии. Б. Рассел. «Логико-философский трактат» Л. Витгенштейна. Венский кружок. Развитие математики, генетики, биофизики, логики, лингвистики, психологии. Пролиферация методологических программ. Возникновение кибернетики. Тен­денции в развитии естественных, социально-гуманитарных наук и философии науки во второй половине XX – начале XXI в. Освоение космоса. Современная космология. Молекулярная и физико-химическая биология, генная и клеточная инженерия. Интернет и новый формат виртуальной реальности. Постпози­тивизм. «Большая четверка»: К. Поппер, Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд. «Анархистская методология». Структурализм. Синергетика. Когнитивный под­ход в философии науки. Постмодернизм и сциентизм. Современная научная картина мира.

Всем предметам и явлениям окружающего мира свойственна относительная устойчивость, определенность, иначе они просто не существовали бы. Этот момент постоянства, устойчивости, единства, многообразия и непрерывности отражается в категории тождество (Тождество – это равенство явления самому себе, момент устойчивости явлений).

Вместо с тем каждый предмет, явление находятся в постоянном движении, изменении. В одну и ту же реку нельзя войти дважды. Гераклит выразил в этой формуле подвижность, изменчивость, неповторимость предметов или их различие (Различие – это момент изменчивости явлений).

С точки зрения диалектики в реальной жизни нет абсолютного различия, как нет и абсолютной текучести. Эти понятия существуют только в мышлении. В действительности тождество и различие взаимосвязаны и переплетаются, поэтому в реальности каждая вещь не только равна, т.е. тождественна самой себе, но и различна одновременно.

Таким образом, любой объект, сохраняя до поры до времени ряд своих характеристик, в то же время утрачивает ряд других характеристик и приобретает новые. Устойчивость и изменчивость, т.е. тождество и различие противостоят друг другу в предмете как две противоположные стороны, входящие в данное единство. Т.о. противоположность выражает одну из взаимодействующих сторон объекта, явления, процесса. Каждый предмет это единство противоположностей. Так, живой организм включает в себя изменчивость и наследственность, электричество характеризуют положительно и отрицательно заряженные частицы, производительные силы и производственные отношения выступают как стороны способа производства. Во всех этих явлениях одна противоположность не существует без другой и в то же время отрицает другую. При нарушении их единства предмет разрушается или превращается в новую вещь. Противоположные стороны предметов взаимообуславливают друг друга и, взаимодействуя, образуют противоречие. Противоречие это определенный тип взаимодействия противоположных сторон, свойств, тенденций в предметах и между ними. Противоречия заложены в самой сущности вещей, поэтому являются формой проявления активности материи.

В диалектическом противоречии можно выделить следующие элементы:

1) взаимополагание противоположностей;

2) взаимопроникновение;

3) взаимоисключение.

Взаимополагание и взаимопроникновение означают единство противоположностей, выражающее устойчивость объекта. Взаимоисключение "борьбу", внутреннюю напряженность в предмете и потребность в разрушении противоречий.

Вопрос №6: Онтологические основания науки

ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ НАУКИ - одно из центральных понятий современной философии науки, обозначающее совокупность философских идей, посредством которых обосновываются фундаментальные онтологические, гносеологические и методологические принципы научного познания.

Онтология (от греч. ón, род. падеж óntos - сущее и...логия), раздел философии, в котором рассматриваются всеобщие основы, принципы бытия, его структура и закономерности. По своему существу О. выражает картину мира, которая соответствует определенному уровню познания реальности и фиксируется в системе философских категорий, характерных для данной эпохи, а также для той или иной философской традиции (материализма или идеализма и т.п.). В этом смысле каждая философская и вообще теоретическая система непременно опирается на определенные онтологические представления, составляющие её устойчивое содержательное основание и подвергающиеся изменениям по мере развития познания.

С предметом философии науки тесно связаны и ее функции. Представляется целесообразным выделить те из них, которые способны формировать онтологические, гносеологические, логические, методологические и аксиологические основания науки. Онтологические основания науки представляют собой принятые в науке взгляды на устройство бытия, типы материальных систем, характер их детерминации, общие законы функционирования и развития материальных объектов и т. д. Важнейшим исходным пунктом онтологического основания науки является признание существования наличествующего, способного пребывать в поле видимости объекта познания. Многие компоненты познаваемого человеком мира не существуют в легкодоступном для познания и неизменном виде. Более того, в познании ученым часто приходится иметь дело, например в ядерной физике, с мгновенно изменяющимися объектами, существование которых кратковременно, да и то в условиях сложных экспериментов. Нередко граница между их бытием и небытием поддается фиксации лишь с большим трудом. В этой связи разночтения в понимании объектов и различия в преодолении трудностей их познания создают почву для формирования различающихся онтологических концепций. Одни философы не сомневались в реальности существования мира и в возможности его познания, другие его существование ставили под вопрос и сомневались в том, что о нем возможно истинное знание. Для осуществления научной деятельности важно знать, что ты в этой деятельности имеешь дело с реальным объектом, а не с фантомом сознания. Важным компонентом онтологии науки являются представления о материи. В современной отечественной философии материя определяется как независимая от человека реальность, способная отображаться в его сознании. Считается, что материя существует в движении, пространстве и во времени. Такое понимание материи имеет существенное мировоззренческое значение, так как открывает возможность ее рационального познания и преобразования людьми в целях совершенствования организации собственного жизнеобеспечения.

Вырабатываемые философией представления о бытии, соединяясь с естественнонаучными представлениями о материи, движении, пространстве и времени, находят отражение в общенаучной картине мира. Как основание науки, она представляет собой целостную систему представлений о мире, сформированную в ходе систематизации достижений науки. В системе научного познания научная картина мира наряду с идеалами, принципами и нормами исследовательской деятельности выступает основанием научно-исследовательской деятельности и применения полученного научного знания.