Наследник Аввакума

Монах Авель, прозванный в народе Вещим, был одним из самых знаменитых предсказателей России. Ему было дано знать об исторических событиях и судьбах российских правителей так ясно, как будто он все видел сквозь времена и немыслимые потрясения. Он и до сих пор остается личностью загадочной и не до конца оцененной. И это несмотря на то, что о вещем монахе написано множество воспоминаний, да и сам он оставил после себя труд под дерзким названием «Житие и страдание отца и монаха Авеля».

Дерзость состояла в том, что обычно «жития» пишут о святых – значит, монах как бы сам приравнивал себя к святым. Здесь надо вспомнить, что первым свою биографию–бытописание назвать житием решился мятежный и неистовый протопоп Аввакум (XVII век). Но он сознательно шел против реформ московского патриарха Никона и тем самым противопоставил себя Церкви. Авель же никому не противостоял, более того, всегда оставался глубоко воцерковленным человеком.

Объединяли же протопопа и монаха–предсказателя твердая уверенность в своем предназначении и готовность следовать до конца по пути, определенному свыше, принимая муки и лишения. Аввакум – посылая мучителям проклятия и громовые анафемы, Авель –безропотно и терпеливо. Но оба ни на шаг, ни на слово не отступились от своих пророчеств. А за это приходится расплачиваться во все времена. Не случайно же появилось это словосочетание –«житие и страдание». Пророчества Авеля касались немалого отрезка русской истории – от правления Екатерины Великой до Николая II. А возможно, и далее. По некоторым утверждениям – «до самого конца».

В словаре биографий Брокгауза и Эфрона об Авеле говорится так: «Монах–предсказатель родился в 1757 году. Происхождения крестьянского. За свои предсказания дней и часов смерти Екатерины II и Павла I, нашествия французов и сожжения Москвы многократно попадал в тюрьмы, а всего провел в заключении около двадцати лет. По приказанию императора Николая I Авель был заточен в Спасо–Ефимьевский монастырь, где и умер в 1841 году».

А вот что писал о себе сам Авель в упомянутом «Житии»: «Сей отец Авель родился в северных странах, в Московских пределах, в Тульской губернии, Алексеевской округи, Соломенской волости, деревне Акулово, в лето от Адама семь тысяч и двести шестьдесят и пять годов, а от Бога Слова в одна тысяча и семьсот пятьдесят и семь годов . Зачатие ему было и основание месяца июня и месяца сентября в пятое число; а изображение ему и рождение месяца декабря и марта в самое равноденствие: и дано имя ему, якоже и всем человекам, марта седьмаго числа. Жизни отцу Авелю от Бога положено восемьдесят и три года и четыре месяца; а потом плоть и дух его обновится, и душа его изобразится, яко Ангел и яко Архангел». «...В семье хлебопашца и коновала Василия и жены его Ксении родился сын – Василий, один из девятерых детей».

Даты рождения указаны самим Авелем по юлианскому календарю. По григорианскому – он родился 18 марта, почти «в самое равноденствие». Дату своей смерти он предсказал практически точно – умер провидец 29 ноября 1841 года, прожив восемьдесят четыре года и восемь месяцев.

Отец Авель, а в миру Василий Васильев был одним из девятерых детей в крестьянской семье. Парню хватало работы в хозяйстве, поэтому родители сочли, что грамота ему ни к чему. И лишь когда Василию пришлось заниматься плотницким делом в Кременчуге и Херсоне, он

занялся самообразованием. В 1774 году родители против воли женили сына на девице Анастасии. Любви между супругами не было, и молодой глава семьи старался как можно реже появляться дома.

Василий перенес тяжелую болезнь, во время которой с ним произошло что–то необычное: то ли было видение, то ли он дал обет в случае выздоровления посвятить себя служению Богу, но, чудом выздоровев, он обращается к родителям с просьбой благословить его на уход в монастырь.

Однако престарелые родители кормильца отпустить не пожелали и благословения своего не дали. Но Василий уже не принадлежал себе, и в 1785 году тайно ушел из деревни, оставив жену и троих детей. Пешком добрался до Петербурга, упал в ноги своему барину – действительному камергеру князю Льву Александровичу Нарышкину, служившему обер–шталмейстером при дворе самой государыни Екатерины II. Какими словами увещевал беглый крепостной своего господина, неведомо, но вольную он все же получил, а получив, перекрестился и отправился в путь одиноким скитальцем.

От Адама к Авелю

Будущий предсказатель прошел пешком по Руси, пока не добрался до Валаамского монастыря. Там он принял постриг и нарекся именем Адам. Прожив год в монастыре, новоиспеченный монах взял от игумена благословение и «отыде в пустыню». Несколько лет жил в одиночестве, борясь с искушениями и всяческими соблазнами.

Первое видение случилось у отца Адама в марте 1787 года. Тогда два ангела вознесли его и сказали: «Буди ты новый Адам и напиши, как видел еси; и скажи, как слышал еси. Но не всем скажи и не всем напиши, а токмо избранным моим и токмо святым моим; тем напиши, которые могут вместить наши словеса и наши наказания. Тем и скажи и напиши». А в ночь на 1 ноября 1787 года было ему еще одно «дивное видение и предивное», длившееся «не меньше тридесяти часов». Поведал ему Господь о тайнах будущего, велев донести предсказания эти народу: «Господь же... рече к нему, сказывая ему тайная и безвестная, и что будет ему, и что будет всему миру».

Тогда же, по более позднему рассказу Авеля, он «был вознесен на Небо», где увидел две книги, содержание которых впоследствии пересказывал в своих писаниях. Кроме того, начиная с марта 1787 года он стал слышать некий указующий «глас», который повелевал ему, что надо делать и говорить: «И от того время отец Авель стал вся познавать и вся разуметь и пророчествовать. Тогда покинул он пустынь и монастырь и пошел странником по земле православной». Так начал вещий монах Авель путь пророка и предсказателя.

Несмотря на множество испытаний, божий человек Адам послушно выполнял все указания «гласа» на протяжении многих десятилетий. По–видимому, провидец получал как образную (визуальную), так и звуковую (словесную) информацию – оба эти способа известны с библейских времен. Это видно также из высказываний самого монаха, ссылавшегося на библейских пророков, подобно которым он был «вознесен», слышал или видел будущее.

Девять лет ходил Адам по разным монастырям и пустыням, пока не остановился в Николо–Бабаевском монастыре Костромской епархии. Там, в крохотной монастырской келье, написал он первую пророческую книгу, в которой предсказал, что царствующая императрица скончается через восемь месяцев. Дословно это звучало так: «Когда был в пустыни Валаамской, во едино время был ему из воздуха глас, яко боговидцу Моисею пророку и якобы изречено ему тако: иди и скажи северной царице Екатерине Алексеевне всю правду, еже аз тебе заповедаю...»

«Крамольная» книга

Движимый духом и видениями, монах решил показать свою книгу епископу Костромскому и Галицкому Павлу. Епископ прочитал и, ужаснувшись прочитанному, вложил свое негодование в выражения, которые в подлиннике до нас не дошли – видимо, никто такое количество бранных слов записать не решился. После недолгой вспышки гнева епископ Павел посоветовал провидцу забыть о написанном и возвращаться в монастырь – грехи замаливать, а перед тем указать на того, кто научил его этим недостойным делам.

Однако Адам твердо сказал епископу, что книгу свою писал сам из видения, ибо, будучи в Валааме, «пришед к заутрени в церковь, равно как бы апостол Павел восхищен был на небо и там видел две книги и что видел, то самое и писал...».

Епископ чуть не задохнутся от такого святотатства: надо же, «пророк сиволапый» был «восхищен» на Небо и – о ужас! – сравнил себя с апостолом! Не решившись просто уничтожить книгу, в которой были «различные царские секреты», епископ накричал на монаха: «Сия книга написана смертною казнью!» Но и это не образумило упрямца. Вздохнут епископ, чертыхнутся сгоряча, перекрестится и вспомнит об указе от 19 октября 1762 года, который за подобные писания предусматривая расстриг из монахов и заключение под стражу.

Однако, поразмыслив, епископ вдруг извлек из памяти древнее выражение «темна вода во облацех» – кто его знает, этого пророка. Вдруг и впрямь что–то тайное ему известно, все же пророчествовал не о ком–то, о самой императрице. Поскольку епископ Костромской и Галицкий ответственности не любит, он с облегчением отправит упрямого пророка к губернатору.

Встречи «в верхах»

Губернатор, ознакомившись с книгой, не любезничал с автором, а посадил для начата в острог. Оттуда несчастного монаха под строгим караулом, чтобы по дороге предсказаниями бредовыми людей не смущал, доставили в Петербург. Однако в столице нашлись люди, всерьез заинтересовавшиеся предсказаниями. В Тайной экспедиции старательно записывали все сказанное монахом в протоколы допросов. Во время дознания следователем Александром Макаровым простодушный Адам ни от одного своего слова не отказался, утверждая, что мучился совестью девять лет, с 1787 года, со дня видения. Он желал и боялся «об оном гласе сказать Ея Величеству». Тогда в Бабаевском монастыре он и записал свои видения.

Если бы не царская судьба, скорее всего, забили бы провидца до смерти или сгноили в глухих монастырях. Но поскольку пророчество касалось высочайшей особы, то суть дела незамедлительно доложили генерал–прокурору графу Александру Самойлову. Насколько важно было все, касавшееся коронованных особ, можно судить по тому, как граф отнесся к «делу монаха». Он лично прибыл в Тайную экспедицию, долго беседовал с провидцем, больше склоняясь к тому, что перед ним обычный юродивый. Разумеется, беседовал с Адамом «на высоких тонах», ударил по лицу, кричал: «Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного бога?» Тот стоял на своем и только твердил, утирая разбитый нос: «Меня научил секреты составлять Бог!»

После некоторых сомнений решили все же доложить о предсказателе царице. Екатерине II, услышавшей дату собственной кончины, стало дурно, что, впрочем, в данной ситуации неудивительно. Поначалу она «за сие дерзновение и буйственность» хотела казнить монаха, как и предусматривалось законом. Но все же решила проявить великодушие. Указом от 17 марта 1796 года «Ея Императорское Величество... указать соизволила оного Василия Васильева… посадить в Шлиссельбургскую крепость, а вышесказанные писанные им бумаги запечатать печатью генерал–прокурора, хранить в Тайной экспедиции».

Более полугода пробыл Авель в сырых шлиссельбургских казематах. Там он узнал потрясшую Россию новость, о которой ему давно было ведомо: 6 ноября 1796 года, в 9 часов утра, скоропостижно скончалась императрица Екатерина II. Скончалась в точности – день в день – согласно предсказанию вещего монаха.

Император Павел I

После смерти Екатерины II на трон взошел ее сын Павел Петрович. Как всегда, при смене власти менялись и чиновники. Сменился и генерал–прокурор Сената: этот пост занял князь Алексей Куракин. Разбирая особо секретные бумаги, он натолкнулся на пакет, запечатанный личной печатью графа Самойлова. Вскрыв его, Куракин обнаружил записанные предсказания, от которых у него зашевелились волосы. Более всего князя поразило сбывшееся роковое предсказание о смерти императрицы.

Хитрый и опытный царедворец Куракин хорошо знал склонность Павла I к мистицизму, потому «книгу» сидевшего в каземате пророка он преподнес монарху. Немало удивленный сбывшимся предсказанием, Павел, скорый на решения, отдал приказ, и в декабре 1796 года поразивший воображение императора предсказатель предстал пред царственные очи.

Аудиенция была длительной, но проходила с глазу на глаз, и потому точных свидетельств о содержании беседы не сохранилось. Многие утверждают, что именно тогда бывший монах со свойственной ему прямотой назвал дату смерти самого Павла и предсказал судьбы империи на двести лет вперед. Но такое вряд ли возможно, ибо реакция Павла была бы тогда весьма предсказуемой.

Так что совсем скоро в Александро–Невском монастыре Санкт–Петербурга Василий второй раз принял монашеский постриг, после чего его нарекли Авелем. Под этим именем он и стал впоследствии известен в народе.

В некоторых статьях, посвященных провидцу, приводится предсказание Павлу I, наверняка не сказанное ему при встрече: «Коротко будет царствование твое. На Софрония Иерусалимского в опочивальне своей будешь задушен злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. Сказано бо в Евангелии: “Враги человеку домашние его”». Последняя фраза была намеком на участие в заговоре сына Павла – Александра, будущего императора.

Между прочим, одним из тех, кто виделся с ясновидцем и оставил об этом авторитетное свидетельство, был не кто иной, как Алексей Ермолов – будущий герой Бородинского сражения и грозный усмиритель мятежного Кавказа. А в тот момент подполковник Ермолов, отсидевший за участие в вольнодумном офицерском кружке три месяца в Петропавловской крепости, был сослан в Кострому. Там он в конце 1790–х годов и встретился с таинственным монахом.

Эта встреча, к счастью, сохранилась не только в памяти Ермолова, но и была удостоверена им письменно: «...Проживал в Костроме некто Авель, который был одарен способностью верно предсказывать будущее. Однажды за столом у костромского губернатора Лумпа Авель во всеуслышание предсказал день и ночь кончины императрицы Екатерины II. Причем с такой поразительной, как потом оказалось, точностью, что это было похоже на предсказание пророка. В другой раз Авель объявил, что намерен поговорить с Павлом Петровичем, но был посажен за сию дерзость в крепость. Возвратившись в Кострому, Авель предсказал день и час кончины нового императора Павла I. Все предсказанное Авелем буквально сбылось».

Судьба Авеля, видимо, – быть вечным скитальцем и затворником. После некоторого времени, проведенного в Александро–Невской лавре, он неожиданно появляется в Москве, где проповедует и прорицает за деньги всем желающим. После этого так же неожиданно снова уезжает на Валаам.

Оказавшись в более привычной обстановке, Авель тут же берется за перо. Он пишет новую работу, в которой предсказывает дату смерти приласкавшего его императора. Как и в прошлый раз, прятать предсказание он не стал, ознакомив с ним монастырских пастырей. Те по прочтении книги перепугались и отослали ее Петербургскому митрополиту Амвросию. Следствие, проведенное митрополитом, выдает заключение, что книга «написана тайная и безвестная и ничто же не понятна».

Сам митрополит Амвросий, не осиливший расшифровку предсказаний вещего монаха, в отчете обер–прокурору Святейшего Синода доложил: «Монах Авель, по записке своей, в монастыре им написанной, открыл мне. Оное его открытие, им самим написанное, на рассмотрение Ваше при сем прилагаю. Из разговора же я ничего достойного внимания не нашел, кроме открывающегося в нем помешательства в уме, ханжества и рассказов о своих тайных видениях, от которых пустынники даже в страх приходят. Впрочем, Бог весть». После такого сопровождения митрополит переправляет пророчества в секретную палату.

В итоге книга ложится на стол Павла I. В ней содержится пророчество о скорой насильственной смерти Павла Петровича, о которой при личном свидании монах либо благоразумно промолчал, либо ему еще не было откровения. Указывается даже точный срок смерти императора: якобы смерть ему будет наказанием за невыполненное обещание построить церковь и посвятить ее архистратигу Михаилу. А проживет государь, как говорилось в рукописи, столько, сколько букв должно быть в надписи над воротами Михайловского замка, строящегося вместо обещанной церкви.

Прочитав «сие пророчество», впечатлительный Павел пришел в негодование. Он тут же отдает приказ засадить прорицателя в каземат. 12 мая 1800 года Авель заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Но сидеть ему там пришлось недолго – тучи вокруг венценосной головы Павла уже сгущались. Юродивая Ксения Петербургская, предсказавшая, как и Авель, смерть Екатерины II, рассказывала всему городу то же, что и Авель: срок жизни, отпущенный Павлу I, равен количеству букв в библейской надписи на главном карнизе: «Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней». Народ валом валил к замку – считать буквы. Их было сорок семь.

Обет, нарушенный Павлом I, опять же был связан с мистикой и видением. Караульному солдату в Летнем дворце елизаветинской постройки явился архистратиг Михаил и повелел построить на месте этого старого дворца храм, посвященный ему, архистратигу. Так говорят легенды. Но Павел, сначала восхитившийся посланием, повелел построить не храм, а дворец, хотя и назвал его именем Михаила. Таким образом, самодержец, построив Михайловский замок, возвел вместо храма покои для себя. В роскошных залах дворца, казалось, оживали библейские мотивы на расшитых золотом и серебром гобеленах. Великолепный паркет Гваренги блестел своими изящными линиями. Вокруг дворца царили тишина и торжественность. В дворцовых залах был разлит холодный свет.

Поговаривали жители столицы и о явлении Павлу его прадеда – Петра Великого, дважды повторившего ставшую легендарной фразу: «Бедный, бедный Павел!» Все предсказания сбылись в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Император скончался от «апоплексического удара», нанесенного в висок золотой табакеркой, на сорок седьмом году жизни. Царствовал «русский Гамлет» четыре года, четыре месяца и четыре дня.

Говорят, в ночь убийства с крыши сорвалась огромная стая ворон, огласив вселяющими в сердца ужас криками окрестности замка. Утверждают также, что подобное происходило каждый год в ночь с 11 на 12 марта. Пророчество вещего монаха снова сбылось. И Авеля опять выпустили, отправив под надзор в Соловецкий монастырь и строго запретив его покидать. Но запретить вещему монаху пророчествовать не мог никто.

В 1802 году Авель украдкой пишет новую книгу, в которой предсказывает совершенно невероятные события, описывая, «как будет Москва взята французами». При этом указывается 1812 год и предсказывается сожжение первопрестольной.

Император Александр I

О пророчестве становится известно императору Александру I. Его беспокойство было вызвано не столько самим предсказанием, казавшимся в то время диким и нелепым, сколько тем, что слухи о нем расходятся и разносятся молвой. Желая избежать нехорошего развития событий, государь повелел посадить монаха–предсказателя в островную тюрьму того же Соловецкого монастыря и «быть ему там дотоле, пока не сбудутся его пророчества».

И они сбылись 14 сентября 1812 года, ровно через десять лет и десять месяцев, как и предполагал Авель: Наполеон вошел в Москву, оставленную Кутузовым. Александр I обладал прекрасной памятью и тут же, по получении известия о начавшемся в Москве пожаре, продиктовал помощнику князю Александру Голицыну письмо на Соловки: «Монаха Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на всю полную свободу. Ежели жив, здоров, то езжал бы к нам в Петербург, мы желаем его видеть и нечто с ним поговорить».

Письмо было получено на Соловках 1 октября и вызвало у соловецкого игумена Иллариона нервную дрожь. Видимо, с узником он не церемонился, а значит, встреча Авеля и императора ничего хорошего лично ему не предвещала. Наверняка узник нажалуется, а государь обиды не простит. Илларион пишет, что «ныне отец Авель болен и не может к вам быть, а разве на будущий год весною».

Государь, видимо, догадался, что за «болезнь» у вещего старца и через Синод повелел: «Непременно монаха Авеля выпустить из Соловецкого монастыря и дать ему паспорт во все российские города и монастыри. И чтобы он всем был доволен, платьем и деньгами». Иллариону отдельно было указано «дать отцу Авелю денег на прогон до Петербурга».

После такого указа Илларион решил уморить голодом знаменитого узника. Возмущенный Авель предрек ему и его помощникам очень скорую смерть. Испуганный Илларион, знавший о пророческом даре Авеля, отпустил его. Но от пророчества нет спасения: той же зимой на Соловках случился странный мор, сам Илларион скончался, а также «Бог весть от какой хворобы» умерли его помощники, чинившие зло Авелю.

Летом 1813 года монах прибыл в Петербург. Император в это время находился за границей, и Авеля принял обер–прокурор князь Александр Николаевич Голицын, который «рад бысть ему зело и вопрошал о судьбах Божиих». Беседа была долгой, но ее содержание неизвестно, поскольку разговор шел с глазу на глаз. По свидетельству самого монаха, поведал он князю «вся от начала до конца». Услышав в «тайных ответах» предсказания судьбы всех государей и «до конца веков, до прихода антихриста», князь ужаснутся и представить прорицателя монарху не решился. Вместо этого он снабдил его средствами и спровадил в паломничество по святым местам. Заботы о его материальном благополучии взяла на себя графиня Прасковья Потемкина, ставшая его почитательницей и покровительницей.

Несмотря на перенесенные невзгоды и лишения, Авель был телом вполне крепок и духом могуч. Он побывал в греческом Афоне, в Царьграде–Константинополе, в Иерусалиме. Насидевшись по тюрьмам, он остерегался пророчествовать, да и князь Голицын наверняка сделал ему серьезные внушения на этот счет. После странствий осел монах в Троице–Сергиевой Лавре и жил, ни в чем не зная нужды.

К этому времени слава об Авеле разошлась по России. В монастырь стали наезжать жаждущие пророчеств люди. Особенно досаждали впечатлительные и настойчивые светские дамы. Но на все вопросы монах упорно отвечал, что сам не предсказывает будущее, что он только проводник слов Господа. Таким же отказом отвечал и на многочисленные просьбы огласить что–нибудь из своих предвидений.

На подобную просьбу своей покровительницы графини Потемкиной он ответил тем же отказом, однако причину объяснил прямо: «Я от вас получил недавно два письма, и пишете вы в них: сказать вам пророчества то и то. Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Так сказано: ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет, и самого монаха Авеля тоже, и держать их в тюрьмах или острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство. В тюрьмах лучше быть или на воле, сего ради размыслите. Я согласился ныне лучше ничего не знать да быть на воле, а нежели знать да быть в тюрьмах да под неволею. Писано есть: буди мудры яко змии и чисты яко голуби; то есть буди мудр, да больше молчи. Итак, я ныне положился лучше ничего не знать, хотя и знать, да молчать».

Словом, к разочарованию графини, домашним прорицателем Авель для нее не стал. Но, поскольку она оказывала ему помощь, Авель предложил вместо пророчеств давать ей советы по ведению хозяйства и другим делам. Графиня с радостью согласилась. Если бы она знала, чем для нее обернутся советы вещего старца! А вышло следующее: сын графини, Сергей, поссорился с матушкой, не поделив с ней суконную фабрику. Будучи человеком расторопным, молодой граф Потемкин решил воздействовать на строптивую мать через ее доверенного советчика. Он принялся всячески обхаживать монаха, зазывал его в гости, поил и кормил. В конце концов он предложил Авелю за помощь две тысячи рублей «на паломничество». Монах был вещим, да на беду не был неподкупным: он поддался соблазну и уговорил графиню уступить сыну завод.

Находившаяся под большим влиянием Авеля Прасковья Андреевна сделала так, как он советовал. Но Сергей был хитрым малым и, получив свое, показал Авелю вместо денег неприличный жест. Разобиженный монах теперь взялся настраивать мать против сына, прося уже у нее две тысячи рублей – как видно, обещанная сумма засела у него в голове. Графиня, похоже, во всем разобралась, очень огорчилась и вскоре умерла. Так Авель остался без покровительницы, после чего пришлось ему отправляться в странствия без желанных денег.

«Знал и молчал» Авель долго. Почти девять лет не было слышно его пророчеств. Вероятно, в это время он писал книгу «Житие и страдание отца и монаха Авеля», повествующую о нем самом, о странствиях и предсказаниях, а также еще одну из дошедших до нас – «Книгу Бытия». В ней говорилось о возникновении земли и сотворении мира. Никаких пророчеств в тексте уже не было, слова просты и понятны, чего нельзя сказать о рисунках, сделанных самим провидцем. Некоторыми особенностями они напоминают гороскопы, но в большинстве своем просто непонятны.

24 октября 1823 года Авель поступил в Серпуховской Высоцкий монастырь. И вскоре нарушил многолетнее молчание. По Москве поползли слухи о скорой кончине императора Александра Павловича и о том, что наследник трона Константин (второй сын Павла I) отречется от престола, убоявшись участи отца. Предсказывалось даже восстание 25 декабря 1825 года. Источником этих страшных пророчеств был, конечно же, вещий монах. Как ни странно, на этот раз обошлось – никаких санкций не последовало. Возможно, так случилось потому, что незадолго до этого император Александр I ездил к преподобному Серафиму Саровскому и тот предсказал ему почти то же самое, о чем прорицал Авель.

Жить бы ясновидцу тихо и смиренно, да погубила его нелепая оплошность. Весной 1826 года, во время приготовлений к коронации третьего из братьев–наследников – Николая Павловича, графиня Анна Павловна Каменская задала Авелю какой–то вопрос насчет будущей коронации. Он, вопреки прежним своим правилам, ответил:

– Не придется вам радоваться коронации...

По Москве тут же пошел гулять слух, что не быть Николаю I государем, поскольку все приняли и истолковали слова Авеля именно так.

На самом же деле значение этих слов было иное. Будущий государь Николай Павлович разгневался на графиню Каменскую за то, что в ее имении взбунтовались крестьяне, замученные притеснениями и поборами. Ей было запрещено появляться при дворе и присутствовать на коронации, и очень скоро семидесятисеми летняя графиня умерла.

Наученный горьким житейским опытом Авель понял, что подобные пророчества ему с рук не сойдут, и счел за благо оставить столицу. В июне 1826 года он ушел из монастыря «неизвестно куда и не являлся». И все же по повелению императора Николая I он был найден в деревне под Тутой, взят под стражу и указом Синода от 27 августа того же года отправлен в арестантское отделение Суздальского Спасо–Евфимьевского монастыря – главную церковную тюрьму.

Не исключено, что, живя в Высоцком монастыре, Авель написал еще одну «зело престрашную» книгу и, по своему обыкновению, отослал государю для ознакомления. Эту гипотезу более ста лет назад высказал один из сотрудников журнала «Ребус» в докладе о монахе Авеле на первом всероссийском съезде спиритуалистов. Что же мог предсказать Авель императору Николаю I? Возможно, бесславную Крымскую войну и неожиданную смерть от простуды?

Несомненно то, что предсказание государю не понравилось настолько, что на волю его автор больше не вышел. В арестантской камере монастыря окончилось «житие и страдание» монаха Авеля. Произошло это в январе или феврале (по другой версии – 29 ноября) 1841 года. Исполненный тайн «русский Нострадамус» был погребен за алтарем арестантской церкви Святого Николая.

А что же его пророчество, запечатанное для потомков Павлом I?

Император Николай II

17 марта 1796 года санкт–петербургскими дознавателями было заведено «Дело о крестьянине вотчины Л. А. Нарышкина именем Василий Васильев, находившемся в Бабаевском монастыре под именем иеромонаха Адама, а потом назвавшегося Авелем, и о сочиненной им книге на 67 листах». Как уже упоминалось, сохранилось всего две книги прорицателя: «Книга Бытия» и «Житие и страдания отца и монаха Авеля». Ни в первой, ни во второй книге пророчеств нет. Только описание уже сбывшихся предсказаний. Однако император Павел I с тетрадями, приложенными к следственному делу, ознакомился, более того, он беседовал и с самим монахом. Согласно многочисленным легендам, после этого появилось знаменитое завещание Павла I, о котором неоднократно упоминали многие мемуаристы.

Спустя сто лет, в самом начале XX века, Мария Герингер, обер–камерфрау императрицы Александры Федоровны писала в своем дневнике: «В Гатчинском дворце... в анфиладе зал была одна небольшая зала, в ней посередине на пьедестале стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями. Ларец был заперт на ключ и опечатан... Было известно, что в этом ларце хранится нечто, что было положено вдовой Павла I императрицей Марией Феодоровной. Ею было завещано открыть ларец и вынуть в нем хранящееся только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины Императора Павла I, и притом только тому, кто в тот год будет занимать Царский Престол в России. Павел Петрович скончался в ночь с 11 на 12 марта 1801 года».

В ларце этом хранилось предсказание, написанное Авелем для Павла I. Узнать подлинную тайну ларца и суждено было Николаю II в 1901 году.

Вернемся к мемуарам обер–камерфрау: «В утро 12 марта 1901 года и Государь, и Государыня были очень оживлены и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселые, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в этом ларце, никому ничего не сказали. После этой поездки Государь стал поминать о 1918 годе как о роковом годе и для него лично, и для Династии». Согласно многочисленным легендам, пророчество вещего Авеля предсказывало в точности все, что уже произошло с государями российскими, а Николаю II – его трагическую судьбу и гибель семьи в 1918 году.

Надо заметить, что государь отнесся весьма серьезно к предсказанию давно умершего монаха – все или почти все его пророчества сбылись. (Кое–что, правда, осталось неизвестным. Например, Авель предсказал Александру I, что тот умрет монахом. Но официально было объявлено, что самодержец умер от тифа в 1825 году в Таганроге. Не сбылось пророчество? Да вот только ходила затем по России легенда о таинственном сибирском старце Федоре Кузьмиче, который вроде бы и был Александром I, ушедшим в отшельничество, чтобы искупить грех отцеубийства.) Дело в том, что Николаю II были уже известны другие пророчества о его несчастной судьбе.

В 1891 году, еще будучи наследником престола, он путешествовал по Дальнему Востоку. В Японии его представили известному предсказателю, отшельнику–монаху Теракуто. Сохранилась дневниковая запись пророчества переводчика Ито: «...Великие скорби и потрясения ждут тебя и страну твою... Ты принесешь жертву за весь свой народ, как искупитель за его безрассудства...» Отшельник якобы предупредил, что будет вскоре знак, подтверждающий его пророчество.

Через несколько дней, 29 апреля, в Оцу фанатик Тсуда Сацо бросился на российского цесаревича с мечом и нанес скользящий удар по голове. Греческий принц Георг, находившийся рядом с Николаем Александровичем, бросился на его защиту с бамбуковой тростью. Позже повелением Александра III трость эту осыпали алмазами. Радость спасения была велика, но все же смутное беспокойство от предсказания монаха–отшельника осталось. И наверняка предсказание это вспомнилось Николаю II, когда он прочел страшные слова русского ясновидца.

Государь впал в тяжелую задумчивость. А вскоре окончательно уверовал в неизбежность судьбы. 20 июля 1903 года, когда царская чета прибыла в город Саров на торжества, Елена Мотовилова, вдова служки преподобного Серафима Саровского, прославленного и чтимого святого, передала государю запечатанный конверт. Это было посмертное послание святого царю. Доподлинно содержание письма осталось неизвестным, но, судя по тому, что государь по прочтении был «сокрушен и даже горько плакал», в письме были пророчества, касавшиеся судеб государства и его лично. Косвенно это подтверждается и посещением в те же дни царской четой блаженной Паши Саровской. По свидетельству очевидцев, она предсказала Николаю и Александре мученическую кончину и трагедию всей страны.

Возможно, это знание судьбы объясняет многое в загадочном поведении последнего императора России с начала 1918 года: его безразличие к собственной судьбе, паралич воли, политическую апатию. Он знал свою судьбу и сознательно шел ей навстречу. А судьбу его, как и его предков, предсказал монах Авель.

Тетради, или, как сам он их называет, «книги», с предсказаниями монаха Авеля в настоящее время либо уничтожены, либо затеряны в архивах монастырей или сыскных приказов. Хотя из протоколов допросов известно о пяти тетрадях или книгах. В других источниках говорится всего о трех книгах, написанных Авелем за свою жизнь. Так или иначе, но все они бесследно исчезли в XIX веке.

По мнению многих ученых, неизвестные тексты монаха Авеля были изъяты Тайной экспедицией и хранились в секрете. Вполне возможно, они и по сей день лежат в архивах Лубянки или в других местах. Так, в записях монаха Авеля, известных современным исследователям, практически не упоминается предсказанное им падение государственности, наступившее после отречения Николая II.

Кроме того что Авелем были верно предсказаны судьбы всех государей российских, он предрёк обе мировые войны со свойственными им особенностями, гражданскую войну, «безбожное иго» и многое другое, вплоть до 2892 года, по пророку – года конца света. Хотя все это известно лишь по пересказам современников. Сами же пророчества, как уже сказано, не найдены.

В «благодарность» за свои видения будущих событий Авель более двадцати лет жизни провел в тюрьмах. «Жизнь его прошла в скорбях и те енотах, гонениях и бедах, в крепостях и в крепких замках, в страшных судах и в тяжких испытаниях» – говорится в «Житии и страдании отца и монаха Авеля». Впрочем, такова судьба многих великих пророков...

Авель, знаменитый монах, получивший прозвище «Вещий», предсказавший падение дома Романовых, до сих пор остается весьма загадочной личностью. Он расписал «от и до» всю историю государства Российского, революцию, гражданскую войну, Великую Отечественную и не только…

Несмотря на страшные видения лишений и ужасов, которые должна была пережить его родина, старец верил, что взойдет счастливая звезда его многострадальной родины. Об этом говорит в своих предсказаниях о России монах Авель.

В награду за сделанные им пророчества, отец Авель более двадцати лет своей жизни провел в тюремных казематах.

В «Житии и страдании отца и монаха Авеля» сказано: «Жизнь его прошла в скорбях и теснотах, гонениях и бедах, в крепостях и в крепких замках, в страшных судах и в тяжких испытаниях ».

Итак, Авель, в миру Василий Васильев , родился в марте 1757 года в деревне АкуловойТульской губернии, в семье крепостных крестьян. Учиться грамоте (что для крестьян и мастеровых вообще было большой редкостью) стал лишь с 17 лет.

Работал плотником,занимался кораблестроительством. В Херсоне заболел тяжелой болезнью, от которой многие умирали. После чудесного выздоровления в благодарность Богу стал просить отца с матерью дать ему разрешение уйти в монастырь, но не получил от них на то благословения.

В 1785 году он тайно покинул родную деревню и, добравшись до Валаамского монастыря, принял постриг под именем Адама.

В марте 1787 года ему явилось первое видение: два ангела наделили монаха великим даром прорицания будущего и велели сообщать "избранным", что им предстоит. С того времени он начал писать и сказывать, "что кому вместно".

Осев на послушание на Волге в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии,Адам занялся сочинительством. В этой обители "и написал он книгу мудрую и премудрую", где говорилось и о царствующей императрице Екатерине II , что жить ей осталось восемь месяцев и что умрет она скоропостижно.

Было это в конце февраля 1796 года . Монах показал свои записи настоятелю, после чего был направлен к епископу Костромскому и Галицкому Павлу.

5 марта 1796 года ему был учинен допрос в Тайной экспедиции.Услышав год и день своей смерти, Екатерина II была в истерике, и 17 марта 1796 года по ее указу отца Адама заключили в Шлиссельбургскую крепость "под крепчайший караул",а бумаги с пророчествами предписано было "запечатать печатью генерал-прокурора и хранить в Тайной экспедиции"...

Императрица скоропостижно скончалась 6 ноября 1796 года - точно в день, означенный в бумагах бывшего монаха.

На престол взошел Павел I . Новому императору Павлу I книга Авеля была показана лично князем Куракиным, возглавившим Сенат.

12 декабря 1796 года прорицателя освободили из заключения и доставили в столицу. Вскоре состоялась его личная встреча с императором. Павел попросил предсказать ему судьбу.

Предсказание было печальным: "На Софрония Иерусалимского (день памяти 11 марта) от неверных слуг мученическую кончину примешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями,коих греешь ты на царственной груди своей ".

Кроме того, напророчил Адам царю, что после его смерти трон унаследует его сын Александр, а после него другой сын - Николай, начало правления которого "бунтом обернется ".

Указом от 14 декабря 1796 года император отпустил провидца в монастырь, для новогопострижения в монахи. В Невском монастыре, при втором пострижении, тот и получил имя Авель.

Через год Авель самовольно уехал в Москву, затем отправился на Валаам и... составил новую книгу пророчеств, в которой говорилось и о скорой трагической кончине Павла I.

Словно предыдущий горький опыт ничему не научил его, Авель снова осмелился показать книгу настоятелю...

По распоряжению Санкт-Петербургского военного губернатора Палена (одного из будущих убийц императора) 26 мая 1800 года монаха в оковах препроводили в Петропавловскую крепость, где он вновь провел в заточении долгих десять месяцев.

С вступлением на престол Александра I "возмутитель спокойствия" был освобожден и отослан в Соловецкий монастырь, без права покидать его.

Но недолго пользовался он относительной свободой. В 1802 году провидец написал третью книгу, в которой, уже ясным слогом, поведал, что "Москва в 1812 году будет взята французами и сожжена ".

Книга дошла до нового императора, Александра I, и монах вновь очутился в местной островной тюрьме (теперь уже на Соловках), на этот раз с формулировкой: "Пока не сбудутся его предсказания ".

Здесь пришлось провести ему в неволе десять лет и девять месяцев.

К чести императора скажем, что когда пророчества монаха сбылись, Александр I повелел "непременно монаха Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на всю полную свободу ". … «выпустить из Соловецкого монастыря, и дать ему паспорт во все российские города и монастыри; при том же, чтобы он всем был доволен, платьем и деньгами".

С 1 июля 1813 г. Авель вновь на свободе. Он отправляется в Иерусалим, в Царь-Град, в Афонские горы и вновь возвращается в Россию, где в 1817 г. по распоряжению Александра I Авель был определён под строгий присмотр в Высотский монастырь.

Совершенно непонятна причина, по которой Авель с 1817 г. вновь был предан преследованиям и заточениям. Может, он написал ещё одну книгу пророчеств? Этого мы не знаем.

Или, может, монах Авель сказал Александру I нечто связанное с тем, что называют "тайной последней ночи императора" в Таганроге?

В июне 1826 г. (в России был уже новый император - Николай I) Авель ушёл из монастыря, направившись в родную деревню Акулово.

И уже 27 августа 1826 г. по повелению Николая I был издан Указ Святейшего Синода об "изловлении и заточении для смирения в Спасо-Ефимьевский монастырь монаха Авеля" .

Умер монах Авель в Спасо-Ефимьевском монастыре в 1841 г., прожив на этом свете 83 года. Пророк был погребен за алтарем острожной церкви Святого Николая.

«Россия – страна безграничной свободы духа, страна странничества и искания Божьей правды », – говорил опальный ясновидец.

Но почему так боялись того, что скажет монах? Слишком уж точны были его предсказания.

Авель предсказал войну с Наполеоном за десять лет до ее начала, даты смерти всех русских царей и императоров, а также ужасную судьбу династии.

По Авелю был заведён ряд уголовных дел. В качестве доказательств были приобщены к делам пять «книг», то есть сшитых тетрадей с предсказаниями по 40-50 листов в каждой. Существует ряд указов - то о заключении Авеля в тюрьму, то об освобождении. Ни одной книги до нашего времени не дошло, но переписанные в другие документы отрывки поражают.

Сейчас мы понимаем, что Авель предсказывал Первую и Вторую мировые войны. При этом старец утверждал и то, что народ «промеж огня и пламени » не истребится и одержит победу над всеми невзгодами.

Авель предсказывает, что беды на Руси прекратятся, когда возглавит государство «избранник Божий», а народ русский сам «учует» и поймет, что этот человек появился. Также провидец говорит о том, что «имя его трикратно суждено Истории Российской».

Однако, Авель предрекает и то, что будет и два самозванца, которые смогут воссесть на «престол», но не «царский».

«Царский престол» уготован лишь избранному Богом правителю, в котором «Спасение и счастье державы российской » .

Предсказатель также предрекает грядущее великое России, распространение православной веры. Авель предупреждает: «Великая судьба предназначена России» .

Однако имя этого спасительного государя старец не открыл, сказав о том, что нельзя говорить о нем, пока время не пришло «страха темной силы ради ».

«Велика потом будет Россия, сбросив иго безбожное, вернется к истокам древней жизни своей, ко временам Равноапостольного, уму-разуму научится беседою кровавою. Дымом фимиама и молитв наполнится и процветет аки крин небесный. Великая судьба предначертана ей. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься, и возжечь свет во откровение языков… »

ПРОРОЧЕСТВА МОНАХА АВЕЛЯ.

ОПИСАНИЕ РАЗГОВОРА С ПАВЛОМ ПЕТРОВИЧЕМ

- Честной Отец! - промолвил Император. - О тебе говорят, да я и сам вижу, что на тебе явно почиет благодать Божия. Что скажешь ты о моем царствовании и судьбе моей? Что зришь ты прозорливыми очами о Роде моем во мгле веков и о Державе Российской? Назови поименно преемников моих на Престоле Российском, предреки и их судьбу.

.- Эх, Батюшка-Царь! - покачал головой Авель. - Почто себе печаль предречь меня понуждаешь? Коротко будет царствование твое, и вижу я, грешный, лютый конец твой.

На Софрония Иерусалимского от неверных слуг мученическую кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. В Страстную Субботу погребут тебя. ..

Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою...

Но народ русский правдивой душой своей поймет и оценит тебя и к гробнице твоей понесет скорби свои, прося твоего заступничества и умягчения сердец неправедных и жестоких.

Число лет твоих подобно счету букв изречения на фронтоне твоего замка, в коем воистину обетование и о Царственном Доме твоем : «Дому твоему подобаетъ Святыня Господня въ долготу дней ».. (47 букв – прожил Павел Первый 47 лет (1754-1801).

- О сем ты прав, - изрек Император Павел Петрович. - Девиз сей получил я в особом откровении, совместно с повелением воздвигнуть Собор во имя Святого Архистратига Михаила, где ныне воздвигнут Михайловский замок. Вождю небесных Воинств посвятил и замок, и церковь...

- Зрю в нем преждевременную гробницу твою, Благоверный Государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет.

О судьбе же Державы Российской было в молитве откровение мне о трех лютых игах: татарском, польском и грядущем еще - жидовском.

- Что? Святая Русь под игом жидовским? Не быть сему во веки! - гневно нахмурился Император Павел Петрович. - Пустое болтаешь, черноризец. ..

- А где татары, Ваше Императорское Величество? Где поляки? И с игом жидовским то же будет. О том не печалься, батюшка-Царь: христоубийцы понесут свое.. .

- Что ждет преемника моего, Цесаревича Александра?

- Француз Москву при нем спалит, а он Париж у чего заберет и Благословенным наречется. Но тяжек покажется ему венец царский, и подвиг царского служения заменит он подвигом поста и молитвы и праведным будет в очах Божиих...

- А кто наследует Императору Александру?

- Сын твой Николай ...

- Как? У Александра не будет сына.? Тогда Цесаревич Константин...

- Константин царствовать не восхочет, памятуя судьбу твою... Начало же царствования сына твоего Николая бунтом вольтерьянским зачнется, и сие будет семя злотворное, семя пагубное для России, кабы не благодать Божия, Россию покрывающая.

Через сто лет после того оскудеет Дом Пресвятыя Богородицы, в мерзость запустения Держава Российская обратится.

- После сына моего Николая на Престоле российском кто будет?

- Внук твой, Александр Вторый, Царем-Освободителем преднареченный. Твой замысел исполнит - крестьян освободит, а потом турок побьет и славянам тоже свободу даст от ига неверного .

Не простят жиды ему великих деяний, охоту на него начнут, убьют среди дня ясного, в столице верноподданной отщепенскими руками. Как и ты, подвиг служения своего запечатлеет он кровью царственною..

- Тогда-то и начнется тобою реченное иго жидовское?

- Нет еще. Царю-Освободителю наследует Царь-Миротворец, сын его, а твой правнук, Александр Третий. Славно будет царствование его. Осадит крамолу окаянную, мир и порядок наведет он.

- Кому передаст он наследие царское?

- Николаю Второму - Святому Царю, Иову Многострадальному подобному.На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим; как некогда Сын Божий.

Война будет, великая война, мировая... По воздуху люди, как птицы летать будут, под водою, как рыбы плавать, серою зловонной друг друга истреблять начнут. Измена же будет расти и умножаться. Накануне победы рухнет Трон Царский.

Кровь и слезы напоет сырую землю. Мужик с топором возьмет в безумии власть, и наступит воистину казнь египетская...

Горько зарыдал вещий Авель и сквозь слезы тихо продолжал:

- А потом будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить Святыни ее, закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей русских.

Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от Святого Царя. А то ли еще будет! Ангел Господень изливает новые чаши бедствий, чтобы люди в разум пришли.

Две войны одна горше другой будут. Новый Батый на западе поднимет руку. Народ промеж огня и пламени. Но от лица земли не истребится, яко довлеет ему молитва умученного царя ".

- "Уже ли сие есть кончина Державы Российской и несть и не будет спасения?" - вопросил Павел Петрович.

- "Невозможное человеком, возможно Богу , - ответствовал Авель, - Бог медлит с помощью, но сказано, что подаст ее вскоре и воздвигнет рог спасения русского ".

И восстанет в изгнании из дома твоего князь великий, стоящий за сынов народа своего. Сей будет избранник Божий, и на главе его благословение. Он будет един и всем понятен, его учует самое сердце русское. Облик его будет державен и светел, и никто же речет: «Царь здесь или там», но «это он».

Воля народная покорится милости Божией, и он сам подтвердит свое признание… Имя его троекратно суждено в истории Российской .(из книги «Житие преподобного Авеля прорицателя», издание Свято-Троицкого Ново - Голутвина монастыря, 1995г., стр. 42-45).

- О Нем свидетельствует Писание. Псалмы девятнадцатый, двадцатый и девяностый открыли мне всю судьбу эту. «Ныне познах, яко спасе Господь Христа Своею, услышит Его с Небесе Святаго Своего, в силах спасение десницы Его». «Велия слава его спасением Твоим, славу и велелепие возложиши на него».«С ним семь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое» (Пс. 20, 6; 90, 15-16).

Свершатся надежды русские. На Софии, в Царьграде, воссияет Крест Православный, дымом фимиама и молитв наполнится Святая Русь и процветет, аки крин небесный... »

Император Павел Петрович поднял голову, и в глазах его, устремленных вдаль, как бы через завесу грядущего, отразились глубокие царские переживания.

- Ты говоришь, что иго жидовское нависнет над моей Россией лет через сто. Прадед мой, Петр Великий, о судьбе моей рек то же, что и ты. Почитаю и я за благо со всем, что ныне прорек мне о потомке моем Николае Втором предварить его, дабы пред ним открылась картина судеб.

Да ведает праправнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего...Запечатлей же, преподобный отец, реченное тобою, изложи все письменно, я же вложу предсказание твое в нарочитый ларец, положу мою печать, и до праправнука моего, писание твое будет нерушимо храниться

Иди, Авель, и молись неустанно в келии своей о мне, Роде моем и счастье нашей Державы.»

Император попросил монаха изложить пророчество письменно, повелев вложить его вспециальный конверт, который запечатал личной печатью, и собственноручно написална нем: "Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины ".

Кроме того, по указанию Павла Первого, со слов Авеля была написана икона, которую велено было отдать в монастырь, дабы молились монахи об избавлении России от бед, предсказанных Тайновидцем Авелем.

Икону ту повелел передать тому из своих потомков, который будет править Россией в 1918 году, чтобы знал, от каких бед Господь спас его.Икона была написана, но к царю уже не попала, поскольку был он в 1918 году в заточении.

М.Ф. Герингер , урожд. Аделунг, обер-камерфрау Императрицы Александры Феодоровны:

«В Гатчинском дворце, постоянном местопребывании Императора Павла I, когда он был Наследником, в анфиладе зал была одна небольшая зала, и в ней посередине на пьедестале стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями. Ларец был заперт на ключ и опечатан.

Вокруг ларца на четырех столбиках, на кольцах, был протянут толстый красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ зрителю. Было известно, что в этом ларце хранится нечто, что было положено вдовой Павла I, Императрицей Марией Феодоровной, и что ею было завещано открыть ларец и вынуть в нем хранящееся только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины Императора Павла I, и притом только тому, кто в тот год будет занимать Царский Престол в России.

Павел Петрович скончался в ночь с 11 на 12 марта (ст.ст.) 1801 года. Государю Николаю Александровичу и выпал, таким образом, жребий вскрыть таинственный ларец и узнать, что в нем столь тщательно и таинственно охранялось от всяких, не исключая и царственных взоров.

В утро 12 марта 1901 года и Государь и Государыня были очень оживлены и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение.

Поехали они веселы, но возвратились задумчивые я печальные, и о том, что обрели они в этом ларце, никому ничего не сказали.

После этой поездки Государь стал поминать о 1918 годе, как о роковом годе и для него лично, и для Династии ».

Сведения о монахе-провидце Авеле приводит С. А. Нилус, ссылаясь на рассказ отца Н. в Оптиной Пустыни, в книге «На берегу Божьей реки» (от 26 июня 1909 года) (М., 2002, с. 316–321).

6 января 1905 года во время крещенского водосвятия, в Петропавловской крепости произвели салют из орудий, при этом один выстрел картечью был направлен в сторону Зимнего дворца, в результате тяжелые раны получил жандарм по фамилии Романов. Государь Николай II не изменился в лице, ни один мускул его не дрогнул, когда на него и сопровождавших его лиц брызнул град осколков стекла. По свидетельству присутствовавших, он тогда сказал, что до 1918 года ему бояться нечего.

http://www.ruskmir.ru/2015/11/...

Анонимная статья, под названием "Прорицатель Авель. Новыя подлинныя сведения об его судьбе", опубликованная в журнале "Русский Архив" в 1878 г. («Русский архив», М., 1878, № 7, с. 353–365) представляет, по словам анонимного автора, извлечение из архивного "Дела о крестьянине Василии Васильеве, находящемся Костромской губернии в Бабаевском монастыре под именем иеромонаха Адама, и потом названном Авелем и о сочиненной им книге. Начато марта 17-ого 1796 года, 67 листов".

В статье приводятся: 1) Извлечения из секретного письма генерал-губернатора Заборовского к генерал-прокурору графу А. Н. Самойлову в связи с арестом мон. Авеля от 19 февраля 1796 г. 2). Протокол допроса Авеля от 5-ого марта 1796 года в Тайной Экспедиции. Следователь А. Макаров. 3) Судебное решение о заключении Авеля в Шлиссельбургскую крепость. 4) Рескрипт императора Павла генерал- прокурору князю А. Б. Куракину об освобождении Авеля из Шлиссельбургской крепости от 14 декабря 1796 г. 5).Выдержки из писем Авеля императору Павлу, князю А. Б. Куракину, митрополиту Амвросию. 6) Выдержки из писем митрополита Петербургского Амвросия генерал- прокурору Обольянинову от 19 марта и 29 мая 1800 года и ряд других писем и документов.

В другой анонимной статье ""Предсказатель монах Авель" в журнале "Русская Старина" за 1875 г. опубликованы следующие сочинения монаха Авеля: 1) "Житие и страдание Отца и монаха Авеля" (с купюрами, содержащими "некоторые мистические измышления" (сс. 415-416)), написанное, по словам автора статьи, по-видимому, им самим. (Заметим, что принадлежность авторства "Жития" Авелю у ряда историков, писавших об Авеле, не вызывало сомнений

Фрагмент из трактата "Жизнь и житие отца нашего Дадамия", которое представляет собою вариант изложения "Жития" мон. Авеля. Дадамий - имя которым Авель иногда подписывал свои письма (15, с. 426). 3) "Церковные потребы монаха Авеля", а также 12 писем Авеля к графине П. А. Потемкиной за 1815-1816 годы и письмо Аавеля к В. Ф. Ковалеву, управляющему фабрикой гр. П. А. Потемкиной в Глушкове.

Журнал "Русская Старина" (СПб., 1875, февраль, с. 414–435 ) публикует документы, собранные Розановым Н. П.:1) Изложение содержания справки Консистории св. Филарету, митрополиту Московскому о монахе Авеле от 1823 года. 2). Распоряжение св. Филарета об определении монаха Авеля в Высоцкий монастырь в Серпухове от 6 окт. 1823 г. 3) Копии писем Авеля некой Анне Тихоновне и духовному отцу Доримедонту, 1826 год. 4). Изложение донесения о побеге Авеля из Высоцкого монастыря и изложение содержания др. документов

Что касается неопубликованных документов, укажем помимо "Дела о крестьянине Василии Васильеве, находившемся в Кастромской губернии в Бабаевском монастыре" (Архив эпохи феодализма и крепостничества, VII, № 2881) и на выдержки из "Книги бытия" Авеля - Центр. Гос. Архива Октябр. Рев., ф. 48, ед. хр. 13 (11, с. 394). +

Вещий Авель

Судьбы великих пророков неизменно связаны с тяжелыми жизненными испытаниями. Более двадцати лет отсидел в шести тюрьмах и трех крепостях отец Авель. История его заточения началась в марте 1796 года, когда он был доставлен в Тайную экспедицию. Это был угрюмый на вид монах, неразговорчивый, одетый в простую рясу. О нем шла молва как о прозорливце, предсказывающем будущее.

Пребывание в Тайной экспедиции ничего хорошего не сулило. Она была создана в 1762 году, то есть при восшествии на престол Екатерины II, как бы в пику ее супругу Петру III, отменившему орган тайного надзора, существовавший в России со времен Петра I. Теперь Тайная экспедиция вновь являлась зловещим учреждением, где вершили следствие и суд по делам заговорщиков и смутьянов. Через нее прошли в свое время Пугачев, Новиков, Радищев и другие. Иначе говоря, это был возрожденный орган политического сыска и дознания. С теми, кто оказывался в его стенах, разговор был короткий: после следствия - в крепость.

За что же угодил монах Авель в это страшное учреждение?

На этот счет сохранилось свидетельство А. П. Ермолова, впоследствии героя Бородина и Кавказа. В тот год он, тогда еще молодой, двадцатидвухлетний подполковник артиллерии, но уже георгиевский кавалер, награжденный самим Суворовым, был арестован и сослан на вечное жительство в Кострому. Здесь он пробыл под строжайшим надзором до воцарения Александра I, то есть почти пять лет. А попал он в немилость по доносу генерал-лейтенанта Ф. И. Линденера, инспектора кавалерии Московской и Смоленской губерний.

При дворе всегда находились царедворцы, рассчитывавшие приобрести милость недоверчивой Екатерины II, а потом и мнительного Павла I якобы заботой об их безопасности. Они всячески подогревали недоверие, разжигали подозрительность, надеясь выслужиться. Таковым был и Федор Иванович Линденер, поляк по происхождению. В своем верноподданническом рвении он усмотрел в словах нескольких военных крамолу и доложил о них как о шайке преступников. В их числе оказался и Ермолов. Если что и было крамольного во всей этой истории, так это несколько двусмысленных фраз подгулявших офицеров в адрес правительства. Этого оказалось достаточно, чтобы заключить Ермолова в Петропавловскую крепость, а затем, через три месяца, сослать в Кострому.

Здесь-то и произошла встреча знаменитого впоследствии полководца с Авелем.

«В это время, - рассказывал потом Ермолов, - проживал в Костроме некто Авель, который был одарен способностью верно предсказывать будущее.

Однажды за столом у костромского губернатора Лумпа Авель предсказал день и ночь кончины императрицы Екатерины II. Причем с такой поразительной, как потом оказалось, точностью, что это было похоже на предсказание пророка. В другой раз Авель объявил, что «намерен поговорить с Павлом Петровичем», но был посажен за сию дерзость в крепость, из которой, однако, скоро вышел.

Возвратившись в Кострому, Авель предсказал день и час кончины нового императора Павла I. Все предсказанное Авелем, - заключил Ермолов, - буквально сбылось…»

Если же придерживаться точных, ныне известных фактов биографии Авеля, то гонения на него начались в марте 1796 года.

В Тайной экспедиции сохранился протокол дознания по делу Авеля под заглавием: «Дело о крестьянине вотчины Льва Александровича Нарышкина Василье Васильеве, находившемся в Костромской губернии в Бабаевском монастыре под именем иеромонаха Адама и потом названном Авелем, и о сочиненной им книге. Начато марта 17-го 1796 года».

Точнее говоря, это была не книга, а несколько тетрадных листков числом 67.

Авелю был учинен допрос. Закованный в железа, находясь под крепким караулом, этот, как сказано в деле, «сумасброд и злодей» не выдал своих соучастников, впрочем, скорее всего, таковых и не имелось. Монах признал, что «книгу» свою писал сам, не списывал, «а сочинял из видения». Это случилось еще в бытность его на Валааме. Пришел он тогда к заутрене в церковь, там и случилось ему видение об императрице Екатерине Алексеевне.

Епископ Костромской нашел в «книге» Авеля ересь и полагал, что за это его следовало бы предать светскому суду, но предпочел снять с Авеля монашеское одеяние, то есть лишить духовного сана. А после под крепким караулом вместе с его писаниями отправил к генерал-прокурору А. Н. Самойлову. При арестанте, как указано в деле, найдено денег 1 рубль 18 копеек.

В Тайной экспедиции Авель дал следующие показания.

На вопросы: что он за человек, как его зовут, где родился, кто у него отец, чему обучен, женат или холост и если женат, то имеет ли детей и сколько, где его отец проживает и чем питается? - Авель отвечал, что в миру его называют Василий Васильев, родился он в марте 1757 года в деревне Акуловой в Алексинском уезде Тульской губернии. Родители - крепостные крестьяне, занимались земледелием и коновальной работой, чему научили и его, своего отрока. Крещен в греческую веру, женат, имеет троих сыновей. Женат был против своей воли - отец принудил к тому, - и потому в своем селении жил мало, а всегда хаживал по разным городам.

Когда ему было десять лет от роду, он решил оставить дом отца, чтобы идти в пустыню на службу Богу. Потом, слышав во Евангелии слово Христа Спасителя - «И всякий, кто оставил… или отца, или мать, или детей, или земли, ради имени Моего, во сто раз больше получит и жизнь вечную наследует», - он, внемля сему, еще больше начал думать о том и искал случая исполнить свое намерение.

Далее в деле сказано, что в семнадцать лет «начал он обучаться грамоте, а потом учился и плотничной работе. Поняв частию грамоте и того ремесла, ходил он по разным для работ городам и был с прочими в Кременчуге и Херсоне при строении кораблей. В Херсоне открылась заразительная болезнь, от которой многие люди, да и из его артели товарищи начали умирать, чему и он был подвержен; то и давал он Богу обещание, ежели его Богу угодно будет исцелить, то он пойдет вечно Ему работать в преподобии и правде, почему он и выздоровел, однако ж и после того работал там год. По возвращении же в свой дом стал он проситься у своего отца и матери в монастырь, сказав им вину желания своего; они же, не разумев его к Богу обета, его от себя не отпускали. Он же, будучи сим недоволен, помышлял, как бы ему к исполнению своего намерения уйти от них тайно, и чрез несколько времени взял он плакатный пашпорт под образом отшествия из дому для работы, пошел в 1785 году в Тулу, а оттуда чрез Алексин, Серпухов, Москву пришел в Новгород, из коего водою доехал до Олонца, а потом пришел к острову Валааму, с коего и переехал в Валаамский монастырь». Здесь и принял постриг с именем Адама.

Прожил там только год, «вникая и присматривая всю монастырскую жизнь и весь духовный чин и благочестие». Затем взял благословение от игумена «и отыде в пустыню, которая на том же острове недалеча от монастыря, и вселился един». И начал он «в той пустыне прилагать труды ко трудам, и подвиг к подвигу; и явися от того ему многия скорби и великия тяжести, душевныя и телесныя. Попусти Господь Бог на него искусы, великия и превеликия, и едва в меру ему понести; посла на него темных духов множество и многое: да искуситься теми искусами яко злато в горниле». Все это преодолел мужественный пустынник. И «Господь же видя раба Своего такую брань творяща с без-плотными духами и рече к нему, сказывая ему тайная и безвестная, и что будет ему и что будет всему миру: и прочая таковая многая и множество».

«И от того время, - говорится с его слов в деле, - отец Авель стал познавать и вся разумевать, и пророчествовать. Вернулся в Валаамский монастырь, но, прожив там недолго, стал ходить по разным монастырям и пустыням. Предпринял он поход в Царьград через города Орел, Сумы, Харьков, Полтаву, Кременчуг и Херсон. За девять лет отец Авель обошел многие страны и грады, сказывал и проповедовал волю Божию и Страшный суд Его».

Наконец пришел он на реку Волгу и поселился в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии. Послушание в той обители было отцу Авелю: в церковь и в трапезу, и в них петь и читать, а между тем писать и слагать и книги сочинять. И написал он в этой обители книгу мудрую и премудрую о царской фамилии.

Книгу эту отец Авель показал настоятелю, «но никому, кроме него, своего сочинения не разглашал». А архиерей сказал ему: «Сия твоя книга написана под смертною казнию. Сняв с Авеля монашеское одеяние для исследования и поступления по законам, за крепким караулом представил его в Костромское наместническое правление. «Губернатор же и советники его приняли отца Авеля и книгу его и видеша в ней мудрая и премудрая, а наипаче написано в ней царския имена и царские секреты. И приказали его на время отвезть в костромской острог». Из костромского острога Авеля под караулом отправили в Петербург.

В Тайной экспедиции на вопрос: откуда был ему глас и в чем он состоял? - отвечал:

«Был ему из воздуха глас: иди и рцы ей север - ной царицы Екатерине: царствовать она будет 40 годов. Посем же иди и рцы смело Павлу Петровичу и двум его отрокам, Александру и Константину, что под ними будет покорена вся земля. Сей глас слышан им был в 1787 году в марте месяце. Он при слышании сего весьма усумнился и поведал о том строителю и некоторым благоразумным братьям.

Вопрос: Отобранныя у тебя пять тетрадей, писанныя полууставом, кто их писал? С каким ты намерением такову нелепицу сочинил, которая не может ни с какими правилами быть согласна? Кто тебя к сему наставил и что ты из сего себе быть чаял?

Ответ: Означенныя полууставныя книги писал я в пустыни, которая состоит в костромских пределах близ села Колшева (помещика Исакова) и писал их наедине, и не было никого и не советников, но все от своего разума выдумал… Девять лет как принуждала меня совесть всегда и непрестанно об оном гласе сказать Ея Величеству и их высочествам… Почему я вздумал написать те тетради и первыя две сочинил в Бабаевском монастыре в десять дней, а последния три в пустыни.

Вопрос: Для чего внес в книгу свою такие слова, которые особенно касаются Ее Величества, а именно, якобы на нее сын восстанет и прочее, и как ты разумел их?

Ответ: На сие ответствую, что восстание есть двоякое: иное делом, а иное словом и мыслию, и утверждаю под смертною казнию, что я восстание в книге своей разумел словом и мыслию. Призна-юся чистосердечно, что сии слова написал потому, что он, то есть сын, есть человек подобострастный, как и мы. Человек имеет различные свойства: один ищет славы и чести, а другой сего не желает, однако мало таковых, кто бы онаго избегал. Великий князь Павел Петрович возжелает сего, когда ему придет время. Время же сие наступит тогда, как процарствует мать его Екатерина Алексеевна, всемилостивейшая наша Гоударыня, сорок лет: ибо так мне открыл Бог… Я для того сюда и послан, чтобы возвестить вам всю сущую и истинную правду.

Вопрос: Как ты осмелился сказать в книге своей, якобы пал Петр III император от жены своей?

Ответ: Сие я потому написал, что об оном есть в Апокалипсисе. Разумею я свержение с престола за неправильные его дела, о коих слышал еще в младенчестве в Туле от мужиков, и именно: первое - якобы он оставил свою законную жену Екатерину Алексеевну и второе - будто бы хотел искоренить православную веру и ввести другую, за что Бог и попустил на него таковое искушение. Что касается сказанного мною о Павле Петровиче, то я и про него слышал, якобы он таков же нравом, как и отец его, и слышал здесь в Петербурге, чему уже прошло семь лет, от старых солдат, служивших еще при Елисавете Петровне, которые мне о сем сказали, когда спрашивал их, позвавши в кабак и поднеся в меру вина. Однако я не утверждаю, правда ли сие или нет, и не знаю, живы ли они или уже померли.

Вопрос: Из показаний твоих и в сочиненной книге твоей усматривается дерзновенное прикосновение до высочайших императорских особ, о котором мнишь ты удостоверить, якобы то происходит от таинства, в Священном Писании содержимого и тебе чрез неизвестный глас открытого. А как таковые бредни твои не заслуживают ни малейшего внимания и по испытании тебя в Священном Писании оказалось, что ты не только о нем малого сведения, но и никакого понятия не имеешь, то, отложа сии неистовые нелепости и лжи, открыть тебе самую истину без малейшей утайки. Первое. Где о падении или свержении императора Петра III от царствования узнал, от кого, когда, при каком случае и как? Второе. Хотя ты и показываешь, что восстание Государя Цесаревича на ныне царствующую всемилостивейшую Императрицу слышал ты от старых солдат, потчевая их в кабаке, но как и сие показание твое не имеет ни малого вида вероятности, то объявить тебе чистосердечно: где именно, как и чрез какие средства, при каком случае, от кого именно узнал и для какой причины спрашивал ты о свойствах Его Высочества, так как не касающегося до тебя дела, ибо в том только единое спасение твое зависит от приуготовляемого тебе жребия».

В ответ на это сам Авель задал вопрос своему допросителю Александру Макарову «Есть ли Бог и есть ли диавол, и признаются ли они Макаровым?» И после этого Авель обещал сказать свою правду.

Несмотря на сумасбродство бедного монаха, стоявшего перед грозным судилищем, было в речах его что-то необыкновенное и внушительное. Судья Тайной экспедиции должен был смутиться перед такой напряженной волей, которая не знала страха и подвергла допросителя своему допросу.

Тут мог действовать и личный пример самой государыни, которая с противниками своей власти считала нужным бороться орудием убеждения и умственных доводов. У членов Тайной экспедиции должно было сохраниться в свежей памяти, как она, статья за статьей, опровергала книгу Радищева и вынудила его сознаться в своем заблуждении.

Собственноручный ответ Макарова сохранился в деле за его подписью: «Тебе хочется знать, есть ли Бог и есть ли диавол, и признаются ли они от нас? На сие тебе ответствуется, что в Бога мы веруем и по Священному Писанию не отвергаем бытия и диавола. Но таковы твои недельные вопросы, которых бы тебе делать отнюдь сметь не должно, удовлетворяются из одного снисхождения, что ты конечно сею благосклонностью будешь убежден и дашь ясное и точное на требуемое от тебя сведение и не напишешь такой пустоши, каковую ты прислал. Если же и за сим будешь ты притворствовать и отвечать не то, что от тебя спрашивают, то должен ты уже на самого себя пенять, когда жребий твой нынешний переменится в несноснейший и ты доведешь себя до изнурения и самого истязания. 5 Марта 1796. Коллежский советник и кавалер Александр Макаров».

После этого объяснения между судьею и подсудимым о Боге и дьяволе Авель дал ответы по предложенным ему вопросам:

1. О падении императора Петра III слышал он еще из детства, по народной молве, во время бывшего возмущения от Пугачева, и сие падение разные люди толковали, кто как разумел. Когда таковые же толки происходили и от воинских людей, то он начал с того самого времени помышлять о сей дерзкой истории. Какие же именно люди о сем толковали и с каким намерением, того в знании показать, с клятвою, отрицается.

2. О восстании Государя Цесаревича на ныне царствующую всемилостивейшую Императрицу говорит, что он сие восстание разумеет под тремя терминами: 1) мысленное; 2) словесное и 3) на самом деле. Мыслимо - думать, словом - требовать, а делом - против воли усилием. Сих терминов заключение и пример взял он из Библии, которую читая делал по смыслу заключения и начал описывать. Тетради его как настоятелю, так и братии были противны, и они их жгли, а сочинителя настоятель за то сажал и на цепь. Но его тревожил все тот же слышанный глас, и он решился идти в Петербург… В писании своем советников и помощников не имел и бывшее ему явление признает действием нечистого духа, что и утверждает клятвою, готовя себя не токмо жесточайшему мучению, но и смертной казни. Подписался: «Василий Васильев».

Есть известие, что Авеля водили и к самому генерал-прокурору графу Самойлову. Когда тот прочел, что Авель через год предсказывает скоропостижную смерть царствовавшей Екатерине II, ударил его за это по лицу и сказал: «Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного бога». «Отец же Авель стояше пред ним весь в благости, и весь в божественных действах. И отвещавая к нему тихим гласом и смиренным взором, рече: меня научил писать эту книгу Тот, Кто сотворил небо и землю, и вся яже в них». Генерал подумал, что перед ним просто юродивый, и посадил его в тюрьму, но все-таки доложил о нем государыне.

Узнав год и день своей смерти, Екатерина II пришла в раздражение. В результате 17 марта 1796 года вышел указ: «Поелику в Тайной экспедиции по следствию оказалось, что крестьянин Василий Васильев неистовую книгу сочинял от самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещенных могло бы произвести колеблемость и самое неустройство, паче что осмелился он вместить тут дерзновеннейшие и самые оскорбительные слова, касающиеся до пресветлейшей особы Ея Императорского Величества и высочайшего Ея Величества дома, в чем и учинил собственноручное признание, а за сие дерзновение и буйственность, яко богохульник и оскорбитель высочайшей власти, по государственным законам, заслуживает смертную казнь; но Ея Императорское Величество, облегчая строгость законных предписаний, указать соизволила оного Василия Васильева вместо заслуженного ему наказания посадить в Шлиссельбургскую крепость с приказанием содержать его под крепчайшим караулом так, чтоб он ни с кем не сообщался, ни разговоров никаких не имел; на пищу же производить ему по десяти копеек в каждый день, а вышесказанные, писанные им бумаги запечатать печатью генерал-прокурора, хранить в Тайной экспедиции».

Доклад об Авеле, по которому составлено было высочайшее повеление, состоялся 17 марта 1796 года, а сам он ранее, 8 марта, уже был отправлен в Шлиссельбургскую крепость, где и помещен 9 марта в казарме номер 22. Комендант дал ему самому распечатать конверт от генерал-прокурора, в котором написано было увещание, чтобы он во всем чистосердечно признался. Авель, выслушав сие увещание два раза, отвечал: «Я более того, что в книге написано, сказать ничего не имею, что и утверждаю клятвою».

И был заключен Авель в крепость по именному повелению государыни Екатерины. И пробыл он там десять месяцев и десять дней. Послушание ему было в той крепости: «Молиться и поститься, плакать и рыдать и к Богу слезы проливать, сетовать и воздыхать и горько рыдать; Бога и глубину Его постигать». И проводил так время отец Авель до смерти государыни Екатерины. и после того еще содержался в крепости месяц и пять дней.

Завершался XVIII век. В его последнее десятилетие всю Европу сотрясла буржуазная революция во Франции. А для России уходившее в историю столетие стало почти беспрерывным временем бурных потрясений: заговоров, дворцовых переворотов, кровавых убийств и загадочных смертей монархов, долгих войн… И пророчества вещего Авеля как бы развивали этот тревожный исторический фон, «дописывая» его заранее.

Напомним о некоторых событиях, предшествовавших пророческим предсказаниям Авеля. В августе 1740 года у императрицы Анны Иоанновны родился внук, нареченный Иоанном в честь деда - царя Иоанна Алексеевича, старшего брата Петра I. Императрица, сразу же горячо полюбившая внука, объявила его своим наследником. Спустя два месяца Анна Иоанновна умерла. Младенец Иоанн был провозглашен императором, фактическими же правителями государства стали его родители, племянница покойной императрицы Анна Леопольдовна и ее супруг, герцог Антон Ульрих Брауншвейгский. Казалось, все предвещало счастливое и долгое царствование Иоанну.

Но в ночь на 25 ноября 1741 года произошел дворцовый переворот. На престол была возведена дочь Петра I Елизавета. Новая императрица на радостях разрешила Анне Леопольдовне, принцу Антону Ульриху и младенцу Иоанну отправиться в Ригу. Но вскоре Елизавета спохватилась и повелела содержать семейство под строжайшим надзором и пресекать все их попытки встречаться с кем-либо или переписываться. Императрица опасалась, что ее противники могут попытаться вернуть на престол низложенного Иоанна.

Эти опасения были не напрасны. Уже летом 1742 года был открыт заговор в пользу Иоанна. Спустя год последовал новый заговор, и Елизавета распорядилась перевезти высокородных арестантов подальше от границ Российской империи - сначала под Рязань, а затем, осенью 1744 года, под Архангельск, в село Холмогоры. Там вскоре и умерла Анна Леопольдовна, спустя долгих тридцать лет умер и Антон Ульрих.

А бывшего императора Иоанна ждала еще более горькая судьба. В 1756 году его скрытно перевезли из Холмогор в Шлиссельбургскую крепость. А еще через пять лет умерла Елизавета Петровна, и императором под именем Петра III стал немецкий принц Карл Петр Ульрих. Спустя год он был свергнут и затем убит с ведома или по прямому указанию своей жены, ставшей императрицей Екатериной II. Властная Екатерина не щадила претендентов на власть, главным из которых оставался Иоанн.

5 июля 1764 года подпоручик Мирович, сумев взбунтовать часть солдат гарнизона Шлиссельбургской крепости, попытался силой освободить Иоанна. Но специальная стража, согласно инструкции, введенной еще при Елизавете, успела умертвить царственного узника. Мирович был схвачен и после суда казнен. Многие современники, а затем и историки считали, что он пал жертвой хитроумной провокации, организованной так, чтобы Иоанн был устранен, а власть оставалась бы формально непричастной к этому.

Но даже если в данном случае провокации не было и Мирович по своей инициативе вступил в поединок с властью, безысходность и самоубийственность такого поступка были очевидны. И это позволяет по достоинству оценить мужество вещего Авеля, не побоявшегося на дознании в Тайной экспедиции предречь всесильной императрице скорую смерть. Напомним, что было это в марте 1796 года. И никто не подозревал тогда, что пророчество Авеля вскоре сбудется.

А пока жизнь императорского двора шла своим чередом. Все казалось устойчивым и стабильным. И только близкие к Екатерине II люди начали замечать на ее лице «верные признаки приближающейся» хвори. Но сама она упорно сопротивлялась зревшему в ней недугу и даже похвалялась, что прошла пешком две или три версты от Зимнего дворца до Эрмитажа, доказывая, как она легка и проворна. Лечиться же предпочитала домашними средствами.

Однако настроение портили известия из-за границы - одно за другим приходили сообщения о кончине европейских монархов. Умер Фридрих II, король прусский, которого она не любила, называла иродом, но был он все же помазанником Божьим. За ним настал черед австрийского императора Иосифа II, давнего ее приятеля. Не стало ее друга князя Потемкина, любезного сердцу Гриши. Печальные известия нахлынули одно за другим из Стокгольма и Парижа. На маскарадном балу в опере злодей Анкарстрем из личной мести застрелил шведского короля Густава III. Хотя отношения с ним долгое время были непростыми, но он все же оставался ее другом. И уж совсем невероятной стала весть о злодейской казни несчастного Людовика XVI и королевы Марии Антуанетты.

Неудивительно, что мысли о смерти все больше тревожили ее. Но верить в пророчество какого-то безродного монаха о близкой ее кончине императрица не желала, была беззаботной и веселой, выдумывала разные развлечения. Много времени проводила с внуками. Была озабочена устройством их судьбы.

Старший, великий князь Александр, был пристроен - четвертый год как женат на Луизе Баденской, переменившей веру и ставшей в России великой княгиней Елизаветой Алексеевной. Другой внук, Константин, только что, в феврале 1796 года, вступил в супружество с пятнадцатилетней принцессой Юлией из Саксен-Кобургской династии.

Спустя четыре месяца великая княгиня Мария Федоровна, жена Павла, сына Екатерины, разрешилась от бремени мальчиком. Третьего ее внука нарекли Николаем.

Летом того же 1796 года императрица Екатерина ранее обычного возвращалась из Царского Села в Петербург. Причина была в том, что сюда прибыл молодой шведский король Густав IV под именем графа Гаги. Его сопровождал дядя-регент, герцог Карл Зюдерманландский, под именем графа Вазы. Этому визиту предшествовали почти трехлетние переговоры по поводу брака короля с великой княжной Александрой, старшей внучкой Екатерины II.

Бабка придавала большое значение этому браку и приложила немало сил для его успешного осуществления. В середине августа Густав IV прибыл в Петербург, чтобы просить руки великой княжны. Официально же причина приезда, как было объявлено, состояла в том, что Швеция должна была присоединиться к коалиции, образовавшейся против республиканской Франции.

При первом же свидании Густава и Александры молодые люди понравились друг другу. С этого момента роман между ними быстро развивался.

Однажды, после обеда, когда все спустились в сад, где был подан кофе, Густав подошел к императрице и без всяких околичностей и предисловий, с наивностью и пылкостью своих семнадцати лет заявил, что влюблен в княжну Александру и просит ее руки. «Ну слава Богу, дело сделалось», - с облегчением вздохнула императрица.

С этого момента жених и невеста не покидали друг друга. Целые дни они проводили вместе на глазах растроганной бабушки. Играли в карты, рассматривали камеи, гуляли по парку. А однажды Густав даже заплакал, когда узнал, что ему предстоит разлука с любимой на целых восемь долгих месяцев из-за того, что свадьба не может состояться раньше весны. На его вопрос, зачем тянуть со свадьбой, последовал ответ: не удастся так скоро собрать двор, нужно подготовить апартаменты, да и море теперь опасное… Мать Александры взялась помочь ускорить свадьбу и обещала Густаву переговорить с императрицей. В результате 11 сентября в бриллиантовой зале Зимнего дворца была назначена помолвка, после бал в тронной зале. На помолвке присутствовала императрица. Ждали только молодого короля.

Императрица терпеливо восседала на троне. Но время шло, а король-жених не появлялся. Государыня начала проявлять признаки нетерпения. Прошло четверть часа, затем еще столько же. Наконец появился Морков и со смущенным видом дрожащим голосом шепотом говорит Екатерине, что «король не хочет прийти». Сначала она даже не поняла, что ей сказали. И только когда князь Платон Зубов, ее новый фаворит, пояснил ей, что назначенное обручение следует отложить, она, онемев от неожиданности и оставаясь некоторое время с открытым от изумления ртом, потребовала наконец стакан воды. Сделав несколько глотков и как бы очнувшись от первого потрясения, Екатерина подняла руку с тростью, которой пользовалась с некоторых пор во время ходьбы, и ударила ею бедного Моркова.

К ней подбежали, подхватили под руки. Оттолкнув всех, она громко произнесла: «Я ему покажу, этому сопляку!..» Слова застряли в горле, и императрица тяжело упала в кресло. Видимо, тогда-то и случился у нее первый, легкий удар, быстро, впрочем, прошедший. Но это было зловещее предвестие.

Екатерину удручило не то, что на несостоявшуюся церемонию было зря потрачено 16 338 рублей, а то, что она столько сил напрасно положила на устройство судьбы своей любимой внучки. Никогда императрица не испытывала подобного унижения. Ей казалось, что на карту поставлена ее собственная судьба, больше того, ее жизнь.

Но в чем же состояла причина отказа Густава?

Все дело оказалось в том, что Густав пожелал, чтобы будущая супруга сменила православную веру, то есть перешла бы в лютеранство. Без выполнения этого условия король, вдруг проявивший свой взбалмошный характер и фантастическую религиозность, не желал и слышать о браке. Александра, ссылаясь на условия брачного контракта, ранее заключенного, напоминала о том, что «свобода совести и религии великой княгини не будет стеснена». Это были запоздалые аргументы.

Правда, Екатерина попыталась путем переговоров восстановить прежнее положение. Но тут, как говорится, нашла коса на камень - Густав настаивал на своем, Александра и ее бабка ссылались на условия брачного контракта. Разрыв был неминуем, и он наступил. Несостоявшийся супруг и непримиримый лютеранин уехал восвояси, а бедная Александра через два года вышла замуж за австрийского эрцгерцога Иосифа.

Что касается Екатерины, то она, пожалуй, более близко приняла к сердцу неудачу с замужеством внучки.

Императрица как-то сразу сдала, лишилась самоуверенности, словно перенесла тяжелую болезнь. Стала еще более суеверной. И когда однажды, в октябре, разразилась страшная гроза, ей вспомнилась такая же ночная гроза накануне смерти императрицы Елизаветы Петровны. Она сочла это за дурное предзнаменование. Точно так же отнеслась она и к появившейся комете, усмотрев в этом знак своего близкого конца.

Не могла Екатерина в этот момент не вспомнить и о предсказании того вещего монаха Авеля, который по ее распоряжению был посажен в крепость. Неужели он окажется прав со своим пророчеством и вскорости ее ждет могила?!

Ей напоминали, что раньше она не придавала значения предзнаменованиям и предсказаниям, на что она печально отвечала: «Да, раньше!..»

Однажды шестидесятисемилетняя императрица встала как обычно, работала со своими секретарями. Затем отослала последнего из них, попросив обождать ее приказаний в передней. Тот ждет, но проходит довольно много времени, и он начинает беспокоиться. Появляется камер-лакей Зотов, он осмеливается войти в спальню. Но там императрицы нет, нет ее и в уборной. Сбегаются люди. И наконец Екатерину находят в гардеробной лежащей без движения на полу, с пеной у рта и предсмертными хрипами в горле. Она была поражена апоплексическим ударом и находилась без чувств. Сегодня мы бы сказали, что у нее был инсульт, то есть кровоизлияние в мозг, и ее разбил паралич.

Екатерину перенесли в спальню, положили на постель. Более суток продолжалась агония. Врачи во главе с ее личным доктором Роджерсоном были бессильны. Ему ничего не оставалось, как констатировать: «Удар последовал в голову и был смертелен».

Утром «последовало сильное трясение тела, страшные судороги, что продолжалось до 9-ти часов пополудни», затем «совершенно не стало никаких признаков жизни».

Пока врачи и слуги хлопотали возле умирающей, пытаясь облегчить страдания, вытирали ей губы, с которых текла кровавая пена, ее сын и наследник Павел в соседней комнате лихорадочно разбирал ящики секретера, рылся в шкафах, шарил по полкам. Он искал завещание, по которому будто бы не ему передавала престол матушка, а своему любимцу, старшему внуку Александру. Но завещание так и не нашлось, и Павел стал императором. Ни характером, ни привычками он не походил на покойную мать. Так, будущий император с молодых лет верил во все таинственное и чудесное, в предзнаменования и сны. Например, 5 ноября, накануне смерти матери, ему привиделся вещий сон.

Будто некая невидимая и сверхъестественная сила возносила его к небу. Он часто просыпался и решил заглянуть к жене. Она, как оказалось, тоже не спала. Рассказав ей о своем сновидении, услышал от нее, что и она видела во сне то же самое.

Поэтому, когда А. Б. Куракин, друг детства императора и вице-канцлер, доложил, что ему в секретных делах попались прелюбопытные записки вещего монаха Авеля, заключенного покойной императрицей в крепость, Павел пожелал взглянуть на записки прозорливца. К тому же стоило Павлу услышать, что монах был посажен в тюрьму Екатериной, как он тут же повелел его освободить и доставить во дворец. Куракин сообщил, что Авель просидел несколько месяцев за то, что предсказал год и даже день смерти императрицы Екатерины. Записки монаха поразительны, продолжал Куракин, и его величеству непременно нужно с ними познакомиться, как, впрочем, и с самим предсказателем.

В деле о крестьянине Васильеве есть отметка о том, что 12 декабря шлиссельбургский комендант Колюбякин получил письмо от князя А. Б. Куракина. В нем объявлялось высочайшее повеление прислать в Петербург арестанта Васильева, с прочих же всех, на ком есть оковы, оные снять.

На другой день, 13-го, сочиненная Васильевым «книга» взята была князем Куракиным и поднесена императору Павлу I. А вскоре и сам автор предстал пред самодержцем. В «Житии преподобного Авеля-прорицателя» сказано, что государь беседовал с загадочным провидцем.

В начале разговора царь великодушно признал, что предсказание Авеля насчет кончины его августейшей родительницы, ныне в Бозе почивающей, сбылось, что вышла его правда. Посему он милует его и просит по секрету сказать, что ждет самого Павла.

В зале был разлит мягкий свет - за окном догорал закат. Вокруг царила торжественная тишина.

Пристальный взор Павла встретился с кротким взглядом стоявшего перед ним монаха. Царю сразу полюбился этот изможденный постом и молитвою, загадочный монах, о прозорливости которого он был наслышан.

Ласково улыбнувшись, Павел милостиво обратился к Авелю с вопросом, как давно он принял постриг и в каких монастырях спасался.

Честной отец, - промолвил царь, - о тебе говорят, да я и сам вижу, что на тебе явно почиет благодать Божия. Что скажешь ты о моем царствовании и судьбе моей? Что зришь ты прозорливыми очами о роде моем во мгле веков и о державе российской? Назови поименно преемников моих на престоле, предреки и их судьбу.

Эх, батюшка-царь! - покачал головой Авель. - Почто себе печаль предречь меня понуждаешь?

Говори! Все говори! Ничего не утаивай! Я не боюсь, и ты не бойся.

Коротко будет царствование твое, и вижу я, грешный, лютый конец твой. На Софронония Иерусалимского от неверных слуг мученическую кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. В Страстную субботу погребут тебя… Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою… Но народ русский правдивой душой своей поймет и оценит тебя и к гробнице твоей понесет скорби свои, прося твоего заступничества и умягчения сердец неправедных и жестоких. Число лет твоих подобно счету букв изречения на фронтоне твоего замка, в коем воистину обетование и о царственном доме твоем: «Дому твоему подобает святыня Господи в долготу дний…»

О сем ты прав, - изрек Павел. - Девиз сей получил я в особом откровении, совместно с повелением воздвигнуть собор во имя святого архистратига Михаила, на месте, где ныне Михайловский замок. Вождю Небесных воинств посвятил и замок, и церковь.

Слова эти требуют пояснения. Много лет назад странное и чудесное видение было часовому, у летнего дворца стоявшему. Во дворце том летом 20 сентября Павел Петрович родился. А когда дворец был снесен, на его месте и воздвигли Михайловский замок. «Престал часовому тому внезапно, в свете славы небесной, архистратиг Михаил, и от видения своего обомлел в трепете часовой, ружье в руке заходило даже. И веление архангела было: в честь его собор тут воздвигнуть и царю Павлу сие доложить, непременнейшее О происшествии доложили по начальству, оно - Павлу Петровичу. Царь отвечал: «Уже знаю». «Видать, до того ему было все ведомо, а явление часовому вроде повторения было…»

А почто, государь, повеление архистратига Михаила не исполнил в точности? - спросил Авель со смирением. - Ни цари, ни народы не могут менять волю Божию… Зрю в этом замке преждевременную гробницу твою, благоверный государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет… О судьбе же державы российской было в молитве откровение мне о трех лютых игах: татарском, польском и грядущем еще - безбожном.

Что? Святая Русь под игом безбожным? Не быть сему вовеки! - гневно нахмурился царь. - Пустое болтаешь, черноризец.

А где татары? Где поляки? И с игом безбожным то же будет, батюшка-царь.

Что ждет преемника моего, цесаревича Александра?

Француз Москву при нем спалит, а он Париж у него заберет и благословенным наречется. Но невмоготу станет ему скорбь тайная, и тяжек покажется ему венец царский, и подвиг царского служения заменит он подвигом поста и молитвы, и праведным будет на очах Божиих…

А кто наследует императору Александру?

Сын твой Николай…

Как? У Александра не будет сына? Тогда цесаревич Константин.

Константин царствовать не восхощет, памятуя судьбу твою, и от мора кончину приет. Начало же правления сына твоего Николая дракою, бунтом вольтерьянским зачнется. Сие будет семя злотворное, семя пагубное для России, кабы не благодать Божия, Россию покрывающая… Лет через сто примерно после того оскудеет Дом Пресвятыя Богородицы, в мерзость запустения обратится…

После сына моего Николая на престоле российском кто будет?

Внук твой, Александр Второй, царем Освободителем преднареченный. Твой замысел исполнен будет, крепостным он свободу даст, а после турок побьет и славян тоже освободит от ига неверных. Не простят бунтари ему великих деяний, охоту на него начнут, убьют среди дня ясного в столице верноподданной руками отщепенцев. Как и ты, подвиг служения своего запечатлеет он кро-вию царственною, а на крови Храм воздвигнется…

Тогда и начнется иго безбожное?

Нет еще. Царю Освободителю наследует сын его, а твой правнук, Александр Третий. Миротворец истинный. Славно будет царствование его. Осадит крамолу окаянную, мир и порядок наведет он. А только недолго царствовать будет.

Кому передаст он наследие царское?

Николаю Второму - Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. Будет иметь разум Христов, долготерпение и чистоту голубиную. О нем свидетельствует Писание: псалмы 90, 10 и 20 открыли мне всю судьбу его. На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда Сын Божий. Искупитель будет, искупит собой народ свой - бескровной жертве подобно. Война будет, великая война, мировая. По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою, как рыбы, плавать, серою зловонною друг друга истреблять начнут. Накануне победы рухнет трон царский. Измена же будет расти и умножаться. И предан будет правнук твой, многие потомки твои убелят одежду кровию Агнца такожде, мужик с топором возымет в безумии власть, но и сам опосля восплачется. Наступит воистину казнь египетская.

Горько зарыдал вещий Авель и сквозь слезы тихо продолжал:

Кровь и слезы напоят сырую землю. Кровавые реки потекут. Брат на брата восстанет. И паки: огнь, меч, нашествие иноплеменников и враг внутренний - власть безбожная будет скорпионом бичевать землю русскую, грабить святыни ее, закрывать церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от своего Богопомазанника. А то ли еще будет! Ангел Господень изливает новые чаши бедствий, чтобы люди в разум пришли. Две войны одна горше другой будут. Новый Батый на Западе поднимет руку. Народ промеж огня и пламени. Но от лица земли не истребиться, яко довлеет ему молитва умученного царя.

Ужели сие есть кончина державы российской и не будет спасения? - вопросил Павел.

Невозможное человеку возможно Богу, - ответствовал Авель. - Бог медлит с помощью, но сказано, что подаст ее вскоре и воздвигнет рог спасения русского. - И восстанет в изгнании из дома твоего князь великий, стоящий за сынов народа своего. Сей будет избранник Божий, и на главе его благословение. Он будет един и всем понятен, его учует самое сердце русское. Облик его будет державен и светел, и никто не речет: «Царь здесь или там», но «Это он». Воля народная покорится милости Божией, и он сам подтвердит свое призвание… Имя его троекратно суждено в истории российской. Пути бы иные сызнова были на русское горе…

И чуть слышно, будто боясь, что тайну подслушают стены дворца, Авель нарек самое имя. Страха темной силы ради имя сие да пребудет сокрыто до времени…

Велика будет потом Россия, сбросив иго безбожное, - предсказал Авель далее. - Вернется к истокам древней жизни своей, ко временам Равноапостольного, уму-разуму научится беседою кровавою. Великая судьба предназначена ей. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься и возжечь свет во откровение языков…

В глазах Авеля горел пророческий огонь. Казалось, лучи заходящего солнца соперничают с исходящим из них светом, утверждающим непреложную истину его пророчеств.

Царь Павел глубоко задумался, и в глазах его, устремленных вдаль, как бы через завесу грядущего отразились глубокие переживания.

Ты говоришь, что иго безбожное нависнет над моей Россией лет через сто. Прадед мой, Петр Великий, о судьбе моей рек то же, что и ты. Почитаю и я за благо то, что ныне ты предрек мне о потомке моем, Николае Втором, предварить его, дабы пред ним открылась книга судеб. Да ведает правнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего. Запечатлей же, преподобный отец, реченное тобою, изложи все письменно. Я же на предсказание твое наложу печать, и до праправнука моего писание твое будет нерушимо храниться здесь, в Гатчинском дворце моем. Иди, Авель, и молись неустанно в келии своей обо мне, роде моем и счастье нашей державы.

И, вложив представленное писание Авелево в конверт, на оном собственноручно начертать соизволил: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины».

В конце беседы Павел спросил старца, чего тот желает. В ответ услышал: «Всемилостивейший мой благодетель, от юности мое желание быть монахом и служить Богу и Божеству Его». На эту просьбу последовал 14 декабря 1796 года рескрипт: «Всемилостивейше повелеваем содержащегося в Шлиссельбургской крепости крестьянина Васильева освободить и отослать по желанию его для пострижения в монахи к Гавриилу, митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому. Павел». Таким образом, император явил свою милость расстриженному монаху, позволившему повторно принять схиму.

Однако вернемся к пророчеству о насильственной смерти царя. Заговор против Павла I начал созревать едва ли не с первых дней его царствования. Заговорщики оправдывали свой замысел сместить императора тем, что он оказался на престоле вопреки воле Екатерины, то есть занял трон незаконно и чуть ли не силой. К тому же судачили, что его отцом был вовсе не Петр III, а Салтыков, тогдашний фаворит Екатерины. Иные вообще утверждали, что еще ребенком сразу после рождения Павел был подменен чухонским младенцем.

Как ни странно, сама мать поддерживала разговоры о незаконном происхождении наследника. Ведь его права на престол были формально куда солиднее, чем у Екатерины, незаконно захватившей власть, свергнув Петра III. Его сын всячески подчеркивал свою верность памяти отца. Он и сам многим напоминал родителя - любовью к войску, организованному на прусский манер, к муштре, упрямством и вспыльчивостью, непродуманностью решений, но главное - трагическим совпадением судеб.

Верный памяти родителя, Павел приказал произвести одновременно с погребением своей матери Екатерины II перезахоронение останков убитого ее супруга Петра III. Во время отпевания два гроба стояли рядом открытыми, вместе их доставили в Петропавловский собор, причем, по воле Павла, у гроба Петра III шел его убийца Алексей Орлов, в прошлом фаворит Екатерины.

Словом, причин быть недовольными новым царем у приближенных имелось достаточно. Чего стоило одно его решение посягнуть на привилегии дворянства, не говоря о реформах, взбудораживших и озлобивших очень многих. Ко всему взбалмошный царь вздумал переориентировать внешнюю политику.

Еще недавно Павел был готов на решительную борьбу с революционной Францией. Своим монаршим долгом он считал необходимым восстановить в этой стране порядок и тем предотвратить угрозу мирового пожара. Напутствуя в поход Суворова, он произнес знаменательные слова: «Иди, спасай царей». Однако неожиданно поменял курс. То ли понял, что с приходом Наполеона к власти революция во Франции кончается, то ли не захотел и дальше жертвовать кровью русских солдат ради нерадивых европейских союзников. Так или иначе, но Павел круто повернул руль, решив, что союз с Наполеоном будет много выгоднее.

Это решение вызвало в русском обществе новый всплеск недовольства Павлом. И дело было не только в сближении с Наполеоном, но еще и в том, что переориентация русской политики с Англии на Францию затронула широкий круг частных интересов. Ведь множество петербургских и прочих предпринимателей поддерживали с Англией самые тесные коммерческие отношения, и разрыв с ней означал для них полную финансовую катастрофу. Недовольство вызывали и другие нововведения Павла.

В результате возник заговор, в котором самое активное участие принимал английский посланник в Петербурге лорд Чарлз Уитворт. Правда, он по приказу Павла был выслан из России в мае 1800 года, но это уже не могло предотвратить рокового исхода. В ночь на 12 марта 1801 года заговорщики ворвались в покои императора в Михайловском замке и убили его. Сын покойного, Александр Павлович, судя по всему знавший о заговоре, был провозглашен новым императором.

Так сбылось предсказание преподобного Авеля, предвещавшего лютый конец императора Павла I. Все случилось так, как и предрек вещий монах: царь принял мученическую смерть в день памяти патриарха VII века Софрония Иерусалимского.

После вступления на престол Александра I была создана комиссия по пересмотру уголовных дел. Несколько сот человек были возвращены из заключения. Тюрьмы вдруг опустели.

Пересмотрели и дело Авеля, который с 26 мая 1800 года «за разные сочинения его» содержался в Петропавловской крепости.

Почти сразу же после 11 марта Авеля доставили к митрополиту Амвросию, чтобы тот определил по своему усмотрению, в каком монастыре тому пребывать. Митрополит отослал беднягу от греха подальше снова под присмотр в Соловецкий монастырь. Однако пробыл он здесь недолго. 17 октября архангельский гражданский губернатор сообщал, что Авель по указу Синода из-под стражи освобождается. Но пользоваться свободой ему долго не пришлось.

В 1802 году отец Авель написал свою так называемую «третью книгу». В ней было сказано, что Москва будет взята французами и сожжена. Указал пророк и время, когда это произойдет, - 1812 год.

На беду Авеля, слова его пророчества дошли до нового императора Александра I. И тот повелел оного Авеля снова заключить в Соловецкую тюрьму и «быть ему там, доколе сбудутся его предсказания».

На сей раз пришлось Авелю провести в заточении более десяти лет.

За это время произошли наполеоновские войны. Французский император покорил чуть ли не всю Европу и подступил к Москве. Состоялось грандиозное сражение русских и французских войск под Бородином. Но оно не принесло ни одной из сторон решающей победы. Русские отступили, сохранив армию, и Кутузов отошел в полном порядке к Москве. 13 сентября на военном совете в Филях Кутузов сказал: «Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно довершить войну, но когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия».

Русские войска в течение двенадцати часов проходили через город. Из двухсот тысяч жителей в нем осталось не более десяти тысяч, а остальные ушли, унося с собой все самое ценное. Были эвакуированы государственная казна и архивы, вывезены ценности, реликвии.

Когда последние солдаты русского арьергарда, которым командовал генерал Милорадович, покидали Москву, в ней уже начались пожары. Днем 14 сентября Наполеон верхом въехал на Воробьевы горы. У ног его лежал город, который, как он думал, покорен им.

В тот же вечер Москва заполыхала. На другой день французский император появился в Кремле. Кругом был огонь и дым - город горел. В конце концов Наполеона вывели из горящего Кремля. По узкой улочке, охваченной пламенем, император выбрался на сравнительно безопасное место и укрылся в Петровском дорожном дворце, где у него не было ни стула, ни кровати.

Пожар продолжался с вечера 14-го до 18 сентября. Но почему он произошел? Кто его организовал? На этот счет до сих пор нет однозначного ответа. Считали, что русские специально подожгли город. Будто главную роль при этом сыграл генерал-губернатор Ростопчин, организовавший поджоги. Ему даже дали прозвище «герой-поджигатель Москвы».

Когда о пожаре Москвы узнал Александр I, он разрыдался и воскликнул: «Я вижу, что Провидение требует от нас великих жертв. Я готов подчиниться его воле!» И поклялся продолжать войну. Всегда настроенный мистически, он изрек: «Я отращу себе бороду и скорее буду питаться черствым хлебом в Сибири, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих мне подданных, жертвы которых умею ценить…»

В эти дни, когда французы вступили в Москву и пожар пожирал город, Александр I вспомнил о предсказании Авеля. Царь повелел освободить вещего монаха, «ежели жив-здоров», и доставить в Петербург.

Письмо царя пришло на Соловки 1 октября. Но соловецкий архимандрит, боясь, что Авель расскажет о его «пакостных действиях», отписал, что Авель болен, хотя тот был здоров. Только в

1813 году Авель смог явиться в столицу. После встречи и беседы с обер-прокурором и министром духовных дел А. Н. Голицыным Авеля велено было полностью освободить, снабдить паспортом, деньгами и одеждой.

«Отец Авель, сказано в его житии, видя у себя пашпорт и свободу во все края и области, и потече из Петербурга к югу и к востоку, и в прочия страны и области. И обшед многая и множество. Был в Цареграде и во Иерусалиме, и в Афонских горах; оттуда же паки возвратился на Российскую землю». Он поселился в Троице-Сергиевой лавре, жил тихо, разговаривать не любил. К нему стали было ездить московские барыни с вопросами о дочерях да женихах, но Авель отвечал, что он не провидец.

Однако писать Авель не бросил. К этому времени относится и. его переписка с графиней Прасковьей Андреевной Потемкиной. В одном из писем он говорит, что сочинил для нее несколько книг, которые вскоре вышлет. Но это уже были не книги пророчеств.

Авель сетует в письме к ней: «Я от вас получил недавно два письма, и пишете вы в них: сказать вам пророчество то и то. Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Там сказано, ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет, и самого монаха Авеля, и держать их в тюрьме или в острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство, - в тюрьмах ли лучше быть или на воле, Я согласился ныне лучше ничего не знать да быть на воле, а нежели знать да быть в тюрьмах и под неволею… Итак, я ныне положился лучше ничего не знать, а если знать, то молчать».

П. А. Потемкина в ту пору была уже полувековая старуха, приверженница мистики и чудотворства. А когда-то это была блестящая светская красавица, кузина (по мужу) самого Потемкина. Светлейший князь отличался тем, что запросто влюблялся в своих племянниц, с некоторыми становился даже близок.

Завоеватель Крыма покорил и сердце молоденькой Прасковьи Закревской, ставшей позже женой одного из Потемкиных. Прасковья Потемкина пережила возлюбленного своей молодости на много лет и заканчивала жизнь благочестиво, погрузившись в мистику, зачитываясь книгами подвижников, подобных Авелю.

Во всех письмах к ней отца Авеля встречаются мистические рассуждения. В одном он приводит молитву «Отче наш», в другом выписаны разные нравоучения из Евангелия, в третьем приведена молитва собственного сочинения.

Упоминает он и так называемые книжки, писанные еще в бытность его на Соловках. «Книжки» эти состояли из символических кругов и фигур с приложением к ним «толкований», с таблицами «Планет человеческой жизни», «Годы от Гога», «Годы от Адама», «времена всей жизни», «рай радости, рай сладости» и др.

Была еще «Книга Бытия» Авеля. В ней говорилось о возникновении Земли, сотворении мира и человека. Он ее проиллюстрировал собственными таблицами и символами и дал краткие пояснения к ним: «На сей странице изображен весь сей видимый мир и в нем изображена тьма и земля, луна и солнце, звезды и все звезды, и все тверди, и прочая таковая, и проч. Сей мир величеством тридцать миллион стадей, окружностию девяносто миллион стадей; земля в нем величеством со всю третию твердь; солнце - со всю вторую твердь; луна - со всю первую твердь, тьма - со всю мету. Земля сотворена из дебелых вещей, и в ней и на ней - воды и леса и прочия вещи и вещество. Солнце сотворено из самаго сущаго существа. Такожде и звезды сотворены из чистаго самаго существа, воздухом не окружаемы; величина звездам не меньше луны и не меньше тьмы. Луна и тьма сотворены из воздуха, тьма вся темная, а луна один бок темный, а другой - светлый и проч. таковая».

Все эти «книги» Авель обещал выслать Потемкиной в скором времени, так как в тот момент их при нем не было, а хранились они в сокровенном месте. «Оныя мои книги, - писал он, - удивительные и преудивительные, те мои книги достойны удивления и ужаса, и читать их токмо тем, кто уповает на Господа Бога и на Пресвятую Божию Матерь. Но только читать их должно с великим разумением и с великим понятием».

Впрочем, он обещал помочь графине в уразумении таинственных его книг при личном с нею свидании. Они свиделись и беседовали. После чего Авель отправился на принадлежащую ей суконную фабрику в Глушково, которая находилась под Москвой. Здесь он прожил некоторое время, «обшел, и вся видел, и всех начальников познал». Нашел все в отличном порядке. Вот только жалованье фабричным ему показалось маловатым. Он просил графиню увеличить его всем, особенно управляющему.

Не забыл и о подаянии монашествующей братии, а кстати и о себе. Попросил денег для путешествия в Иерусалим и на Афонскую гору. Нужны были для этого лошади и повозка, шленское сукно на рясу. Всем этим по распоряжению графини Авеля снабдили, дали триста рублей на его нужды и еще двести для иерусалимских монахов. Он покорнейше благодарил графиню за великое благодеяние. Особенно радовался лошадям и повозке, так как был стар и у него болели ноги.

После смерти своей благодетельницы П. А. Потемкиной отец Авель попросил поместить его в Шереметевский странноприимный дом - тогда богадельню, а ныне институт имени Склифософского. Но царь высочайше повелел объявить монаху Авелю, чтобы тот избрал непременно какой-либо монастырь, где по согласию настоятеля и водворился бы.

Авель избрал Пешношский монастырь в Дмитровском уезде, но туда не явился и из Москвы скрылся.

Между тем Александра I все больше мучили угрызения совести, связанные с тем, что он причастен к убийству отца. А после 1812 года у императора, прежде равнодушного к обрядам православной Церкви, вдруг пробудилось религиозное рвение. Однажды он сказал: «Пожар Москвы освятил мою душу, и я познал Бога». Императора не покидало убеждение в своей греховности, чувство вины перед злодейски убитым отцом. Он все больше стал погружаться в мистическое настроение, встречался с гадалками и ворожеями.

Авель же все годы царствования Александра I скитался по России, переходил из монастыря в монастырь. Однажды он был представлен самому министру А. Н. Голицыну и имел с ним беседу.

Всесильный вельможа, друг детства царя, встретил монаха в неизменном своем сером фраке, который носил, невзирая на переменчивость моды. Князь был, как обычно, приветлив и обходителен. Разговор зашел о сектантках, растущее влияние коих сильно беспокоило министра духовных дел. Авелю доводилось слышать и о ворожее Крюденер, и о модных карточных гадалках Буш и Кирхгофше, и об эмигрантке княгине Тарант, и о Креверше, проповедовавшей «католическую, но не римского обряда» религию, и, конечно, о Татариновой - хлыстовке, радения которой одно время посещал даже сам царь. Это было до того, как с ней случился скандал и ее заключили в монастырь. Открылось, что в ее секту заставляли вступать принуждением, обращали силой - секли до крови розгами, морили голодом, держали строптивых в холодном чулане.

В конце беседы Голицын задал вещему Авелю - истинному, как он сказал, пророку - вопрос о том, что ждет, например, царствующего императора, да и всю Россию, в будущем. И Авель ответствовал, что государя нарекут Благословенным, но ждет его в скором времени кончина. На престол взойдет его младший брат Николай, но накануне этого произойдет бунт.

Вещие слова Авеля дошли до царя, но на этот раз прорицатель не был наказан. Единственное, что последовало, - это определение поместить «монаха Авеля в Высотский монастырь». На сей счет архимандрит этой обители Амвросий получил указ из консистории.

Может показаться странным, что дерзкое предсказание Авеля на этот раз не прогневало царя. Но похожую судьбу предрек ему и преподобный Серафим, когда Александр I посетил его в Сарове. Все это способствовало углублению мистических настроений у монарха. Мрачные, тревожные мысли не покидали его. И все чаще он мечтал удалиться куда-нибудь, чтобы долгим тяжелым подвигом добровольного отшельничества искупить свои вольные и невольные прегрешения. Возможно, хотел искупить грех прелюбодеяния: Александр любил поволочиться за женщинами. У него были постоянные любовницы и множество мимолетных связей.

О тогдашнем психологическом состоянии царя близкие к нему люди говорили, что бросалась в глаза смесь скрытности и искренности, величия и унижения, гордости и скромности, твердости характера и уступчивости, царственного величия и сознания собственного ничтожества. Иначе говоря, полное смятение души. Только глубокий разлад с самим собой, писал современник, только затаенное, не могущее быть высказанным кому бы то ни было горе, несчастье, только сознание вольной или невольной, но какой-то ужасной вины могут объяснить то, что произойдет после смерти Александра: возникновение знаменитой легенды о старце Федоре Кузьмиче, будто царь вовсе и не умер, а скрылся от мирской суеты в образе отшельника.

Именно в этот момент, когда драма мятущейся души царя обострилась как никогда, скончалась его дочь Софья от Марии Нарышкиной. Александр удалился в Грузино - имение своего любимца Аракчеева, чтобы там в одиночестве выплакать свое горе. Подолгу молился, стоя на коленях, да так усердно, что на ногах, как отметил врач, «образовались обширные затвердения». Уставший, разочарованный невозможностью сочетать власть и человечность, недоверчивый, отрешенный от света, царь жил затворником. Он говорил: «Провидение послало мне суровое испытание в этом году. Вера повелевает нам подчиниться, когда рука Божия наказывает нас: страдать не жалуясь - вот что Бог предписывает нам. Я стараюсь смириться и не боюсь показать мою слабость и страдания».

Осенью того же года Нева вышла из берегов, и страшная буря обрушилась на Петербург. Погибло более пятисот человек. Стихия повредила даже Зимний дворец, целые жилые кварталы были разрушены.

Во время заупокойной службы кто-то прошептал: «Бог нас наказал!» На что Александр, услышав эти слова, ответил: «Нет, это за грехи мои Он послал такое наказание!» Александр был убежден, что смерть дочери и бедствие - это кара небесная.

И еще одна напасть обрушилась на царя. Тяжело заболела его супруга Елизавета Алексеевна.

Она сильно похудела, и врачи никак не могли поставить диагноз. Ей рекомендовали юг Франции или Италию, но она отказалась покинуть Россию. Тогда предложили пожить в Таганроге на берегу Азовского моря.

Александр решил сопровождать жену и заодно произвести смотр военных поселений на юге. В этот момент царю стало известно о тайном заговоре против него в среде военных, то есть о будущих декабристах. Но Александр не захотел что-либо менять в своих планах. «Предадимся воле Божией!» - сказал он и тронулся в путь. Перед самым отъездом приватно заявил принцу Оранскому: «Я решил отречься и жить как частное лицо». Вид у него при этом был, как вспоминал австрийский посол, «хмурый и переменчивый».

В конце сентября императорская чета прибыла в Таганрог. В свиту входило человек двадцать, не считая охраны. Но и здесь печальные новости настигали царя. Сначала пришло известие об убийстве любовницы Аракчеева, знаменитой Настасьи Минкиной, которую граф обожал. Она была зарезана дворовыми за издевательства и жестокие побои, которые приходилось от нее терпеть.

Затем поступило новое донесение о заговоре. Несмотря на это, Александр решил возвратиться в столицу лишь в конце года и отправился в инспекционную поездку по Крыму. Посетил могилу недавно умершей баронессы Крюденер и помолился за упокой ее души.

Тогда же состоялась встреча Александра с начальником военных поселений на юге графом И. О. Виттом. По совместительству этот генерал-лейтенант исполнял особые обязанности, возлагаемые на него царем. Он руководил, как мы теперь сказали бы, шпионской сетью на юге России, следил за недовольными и строптивыми.

Витт доложил царю о заговоре, сообщил, что заговорщики намерены первым делом устранить его и всю царскую семью. После этого Александр стал чрезвычайно подозрителен, опасался отравления. К тяжелому нервному расстройству добавилась и сильная горячка, видимо, простудного характера. Силы императора таяли на глазах, и 19 ноября 1825 года он скончался. Тело его было забальзамировано, после чего траурный кортеж отправился в Петербург.

В столице для прощания царской семьи с покойным гроб был открыт глухой ночью. Так повелел брат покойного Николай Павлович, будущий царь Николай I. Мать умершего, вдовствующая императрица Мария Федоровна, при вскрытии гроба признала в покойном своего сына.

Однако уже тогда пополз слух, что царь не умер, а еще в Таганроге ночью сел на английский корабль и отплыл на родину Христа, в Палестину. Иные утверждали, что из Таганрога доставили труп солдата, забитого шпицрутенами, со сломанным позвоночником. Другие уточняли, заявляя, что это был никакой не солдат, а кучер… Нашелся очевидец, солдат, стоявший на часах при квартире царя, который будто бы видел, как накануне смерти государя какой-то человек высокого роста пробирался в таганрогский дом, где тот жил. Солдат уверял, что это был царь!

Прошло десять лет. Однажды в Пермской губернии у дома кузнеца остановился всадник и попросил подковать коня. Незнакомец был высокого роста, благородной осанки, скромно одетый, на вид примерно шестидесяти лет. На вопрос, кто он, незнакомец отвечал, что зовут его Федором Кузьмичом, что у него нет ни дома, ни семьи, ни денег. За бродяжничество и нищенство его сослали в Томскую губернию. Он работал здесь некоторое время на винокурне, потом стал разъезжать с места на место.

Всех поражало сходство его с покойным Александром I. Старый солдат, однажды увидев его, бросился в ноги старцу с криком: «Царь! Это наш батюшка Александр! Так он не умер?!»

Поползли слухи один чище другого. Будто на столе у этого старца видели подлинник брачного контракта царя, почерк у него был как у Александра, на стене висела икона с буквой «А» и императорской короной. Более того, он был, как и покойный царь, немного глуховат. Отличался образованностью, знал несколько языков. Все, кто общался с ним, относились к нему с превеликим уважением и оказывали знаки величайшего почтения. И вскоре составилось общее мнение, что старец Федор Кузьмич - это покойный государь, который не умер, а скрылся и живет под другим именем.

Умер старец Федор Кузьмич в январе 1864 года, так и не назвав своего настоящего имени. Похоронен он был в ограде Богородице-Алексеевского мужского монастыря. На его могиле поставили крест с такой надписью: «Здесь покоится прах великого и благословенного старца Федора Кузьмича».

Изучив почерк старца по сохранившимся нескольким его запискам, графологи пришли к выводу, что его почерк очень похож на почерк Александра.

С тех пор история Федора Кузьмича вот уже много лет волнует исследователей. Тайна старца Федора Кузьмича интересовала Льва Толстого, и великий писатель увлекся легендой о превращении царя в бродягу, не помнящего родства. Занимала эта тайна и членов императорской семьи Романовых. Александр III, внук Александра I, хранил портрет Федора Кузьмича в своем рабочем кабинете, Николай II посетил его могилу во время своей поездки по Сибири. А великий князь Николай Михайлович написал в 1907 году целое исследование о таинственном старце. Как мы помним, Авель предсказал именно такую судьбу Александру еще в разговоре с его отцом, Павлом I.

В канцелярских бумагах Высотского монастыря о монахе Авеле было записано, что он из крестьян, шестидесяти пяти лет, в монашество пострижен в 1797 году в Александро-Невском монастыре, из оного переведен в Соловецкий монастырь в 1801 году. Обучен российской грамоте - читать, петь и писать; в штрафах не был.

Хотя Авель в этом монастыре вед смиренный образ жизни, чем-то он пришелся не ко двору архимандриту Амвросию. Тот написал на него ложный донос митрополиту Филарету. После этого Авель забрал все свои пожитки и в начале июня 1826 года, накануне предполагавшейся коронации нового царя, самовольно покинул монастырь. Куда он направился, никто не знал.

Вскоре, однако, Авель объявился в Москве. Здесь к нему обратилась вдова фельдмаршала графиня П. П. Каменская с вопросом: «Будет ли коронация и скоро ли?» Вопрос был продиктован, видимо, тем, что графиня надеялась во время коронации получить какую-нибудь награду, и ей не терпелось узнать, когда она состоится.

На ее вопрос Авель ответил: «Не придется вам радоваться коронации». Слова провидца моментально разнеслись по Москве, и многие решили, что предсказание вещего Авеля касалось коронации Николая Павловича на царство.

На самом же деле Авель вложил в свои слова иной смысл. Он имел в виду, что графине Каменской не придется присутствовать (радоваться) на коронации, так как она прогневала государя и тот запретил ей приезд в Москву. А гневался на нее Николай из-за того, что в ее имении крестьяне устроили бунт, возмущенные жестокостью управителя.

Между тем Москва готовилась к коронации. Церемония эта, обряд венчания на власть, как и многие другие давние обряды, проводилась в Москве. Не одно столетие коронование совершалось в Успенском соборе Московского Кремля. Здесь российские монархи принимали символы власти и императорские регалии - мантию и царский венец. Под торжественный трезвон и пушечную пальбу предстояло возложить на себя российскую корону и Николаю I.

16 июля царский поезд выехал в Москву. День коронования со времени Петра I был объявлен праздничным, как дни рождения и тезоименитства царей. Утром 25 июля состоялся торжественный въезд царя в древнюю столицу.

У Страстного монастыря и на Тверской собрались толпы народа, чтобы приветствовать государя. Оказался в толпе и Авель. Он обратил внимание на то, что Николай был мрачен. «Есть отчего, - подумал монах. - Начать царствование с пролития крови, с расправы над хотя и бунтовщиками, ничего хорошего не предвещает».

Происшествие 14 декабря - бунт на Сенатской площади - все осуждали единодушно. Иначе как преступниками, изменниками и злодеями бунтовщиков не называли. и пуще всего опасались выказать участие тем, кто был взят и посажен в крепость, боялись произнести теплое слово о родных и друзьях, которым недавно жали руку. И многие страшились показываться среди людей, подозрительных для властей.

Вот почему в такой обстановке Авель, опасаясь за свои слова, сказанные графине Каменской, предпочел исчезнуть из Москвы. Но было уже поздно - царю донесли о нем. Последовало распоряжение: разыскать. Особого труда это не составило, так как Авель в общем-то и не помышлял прятаться.

Он жил в это время в Тульской губернии, близ Соломенных заводов, в деревне Акулово. Отсюда отправил два письма некоей Анне Тихоновне. Он писал: «Желаю и всему вашему семейству всякого благополучия, как телесного, так и душевного. Я, отец Авель, ныне нахожусь в Соломенных заводах, в деревне Акулово, от завода семь верст, проехачи завод налево. Ежели угодно вам ко мне приехать, тогда я вам всю историю скажу, что мне случилось в Высотском монастыре…» Далее он просил пересылать ему письма и сообщил, что намерен прожить тут «за болезнию от июня один год».

В другом письме, отправленном тогда же, Авель поведал, как его «Высотский отец архимандрит ложным указом хотел послать в Петербург к новому Государю. Нарышкин же доложил о том Его Величеству Николаю Павловичу» и рассказал ему всю историю монаха, как он сидел в шести тюрьмах и трех крепостях, а всего провел в застенках двадцать один год. На что царь приказал отцу Авелю «отдалиться от черных попов и жить ему в мирских селениях, где он пожелает». О чем Авелю и сообщил Д. Л. Нарышкин. И еще сей благодетель предложил ему «подать просьбу в Синод и взыскать в свою пользу штраф с высотского начальства тысячу рублей за ложное злословие, что якобы отца Авеля приказано было прислать в Петербург».

В том же году, в августе, последовал указ Синода со ссылкой на обер-прокурора князя П. С. Мещерского о том, что государь, ознакомившись с докладом по делу монаха Авеля, определил ему жить в суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре.

По существу, это было новое заточение, ибо монастырь этот был не столько обителью для отказавшихся от мира подвижников, сколько острогом для духовных и светских лиц.

Здесь и довелось Авелю прожить остаток дней. Прорицатель скончался 29 ноября 1841 года после продолжительной и тяжелой болезни и был погребен за алтарем церкви Св. Николая.

Но оставались в памяти его пророчества о том, что ждет русских царей в будущем, какая судьба уготована Провидением Александру II и Николаю II. Ответ Авеля на вопрос Павла I хранился в запечатанном конверте и до поры был недоступен.

За полвека до начала эпохи Александра II вещий Авель назвал будущего царя Освободителем. Что мог иметь в виду предсказатель? Только ли освобождение балканских народов от османского ига? Или он прозревал великие реформы и освобождение крестьян? То есть отмену крепостного права, которого сам, как говорится, хлебнул с лихвой.

Александр II осуществил то, что задумал еще его дядя Александр I. Но именно на этого царя было совершено четыре покушения, и - ирония российской истории - убит он был в 1881 году, когда собирался подписать конституцию. Историк В. О. Ключевский скажет о нем: «Он отличался мужеством особого рода. Когда он становился перед опасностью, мгновенно выраставшей перед глазами и обыкновенно ошеломляющей человека, он без раздумья шел ей навстречу, быстро принимал решения».

Но, как и у всякого живого человека, у Александра II были слабости. Нередко он колебался, решался на скорые, подчас необдуманные действия, а главное, был опасливо-мнительным. Как ни странно, мнительность становилась источником решимости. Больше всего он опасался восстания снизу и поэтому решился на революцию сверху.

За крестьянской реформой (1861) последовали реформы образования (1863), судебная (1864), местного самоуправления (1864, 1870), финансов и печати (1865), военная (1860–1870). Целый, как сказали бы мы сейчас, пакет реформ, продолжавших и дополнявших одна другую. Можно добавить, что при Александре II завершилось присоединение к России Кавказа (1864), Казахстана (1865), значительной части Средней Азии (1881).

Все эти реформы, венцом которых должна была стать конституция, прервались в роковой день 1 марта 1881 года, когда Александр II был убит террористами из организации «Народная воля». Сбылось и это предсказание вещего Авеля: ведь в беседах с Павлом I он предсказал, что царю Освободителю, то есть Александру II, наследует сын его, правнук Павла, Александр III - Миротворец. Но царствование его будет недолгим.

Так и случилось. Старший сын Александра II Николай Александрович скончался в Ницце от чахотки в 1865 году. Наследником престола стал второй сын царя, Александр Александрович. Ему и суждено было взойти на престол под именем Александра III. Как и предсказывал Авель, молодой царь сумел «осадить крамолу»: убийцы его отца были казнены, более жестко стала вестись борьба с антиправительственными организациями и группами. Но судьба не уберегла его от тяжелой болезни почек - нефрита.

В октябре 1894 года Александр находился в крымской Ливадии. Здесь он перенес грипп, который дал осложнение на почки. Для него это было смерти подобно. И она наступила 20 октября. Ему не было еще пятидесяти лет.

С того дня, как Авель по просьбе Павла I предсказал «судьбу державы российской» вплоть до правнука его, то есть Николая II, и пророчество было вложено в конверт и запечатано, оно хранилось в небольшом зале Гатчинского дворца. Никто не смел нарушить завещание Павла I, написавшего на конверте: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины».

В зале дворца, где хранился документ, посередине на возвышении стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями. Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца на четырех столбиках с кольцами был протянут толстый красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ. Всем было известно, что в этом ларце хранится предсказание дому Романовых, сделанное вещим Авелем. Знали и о том, что вскрыть и прочесть его можно будет только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины императора Павла I. Притом только тот сможет это сделать, кто в тот год будет занимать царский престол в России.

Вскрыть ларец и узнать, что в нем хранится вот уже целых сто лет, выпало на долю царствующего в тот год Николая II.

11 марта, в столетнюю годовщину смерти Павла I, состоялась заупокойная панихида. Петропавловский собор был полон молящихся. «Не только сверкало здесь шитье мундиров, присутствовали не только сановные лица, - писал очевидец. - Тут были во множестве и мужицкие сермяги, и простые платки, а гробница императора Павла Петровича была вся в свечах и живых цветах». Сбылось предсказание вещего Авеля, что народ будет особо чтить память паря-мученика и притекать будет к гробнице его, прося заступничества, прося о смягчении сердец неправедных и жестоких.

…Николай II вскрыл заветный ларец, извлек бумагу, в нем хранящуюся, и несколько раз прочел предсказание вещего Авеля о том, что ждет его и Россию в будущем. Он побледнел, когда узнал свою судьбу, узнал, что недаром родился в день Иова Многострадального и что много придется ему вынести - и кровавые войны, и смуту, и великие потрясения государства Российского. Его сердце чуяло и тот проклятый черный год, когда он будет обманут, предан и оставлен всеми.

В ушах звучали прочитанные вещие слова: «На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда Сын Божий. Война будет, великая война, мировая… Накануне победы рухнет трон царский. Кровь и слезы напоят сырую землю. Мужик с топором возьмет в безумии власти, и наступит воистину казнь египетская…»

О том, что прочел в бумаге, хранящейся в ларце, Николай никому ничего не сказал. Только однажды, лет восемь спустя, у него состоялся разговор с П. А. Столыпиным, о чем вспоминал французский посол М. Палеолог. На предложение председателя правительства провести важную меру внутренней политики царь, задумчиво выслушав его, скептически махнул рукой, как бы говоря: «Это ли или что другое, не все равно?!» После чего произнес с глубокой грустью:

Мне, Петр Аркадьевич, не удается ничего из того, что я предпринимаю.

Столыпин возражал, но царь напомнил ему, что родился в день Иова Многострадального и потому «обречен на страшные испытания». Из этого следует, что Николай II верил в пророчество вещего Авеля. И оно сбылось июльской ночью 1918 года, когда царь вместе с женой, детьми, а также прислугой был расстрелян в подвале дома купца Ипатьева в Екатеринбурге. А спустя ровно восемьдесят лет останки невинно убиенных были торжественно захоронены в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге.

ПРОРОЧЕСТВА, Авель Вещий, стр 2

Потом Авель стал опять ходить по монастырям, пока не был, в царствование уже Николая Павловича, пойман по распоряжению властей и заточен в Спасо-Евфимиевский монастырь в Суздале, где, по всей вероятности, и скончался.
Самое загадочное и вещее предсказание Авеля, конечно же, предсказание Павлу I о Доме Романовых и судьбах державы Российской на сто лет вперёд, то есть до времён праправнука его, каковым и является последний русский император Николай II.

Вот как повествует об этом в своём "историческом сказании" "Вещий инок ", изданном в 1930 году, Кирибеевич (П. Н. Шабельский-Борк): "Императору сразу полюбился этот, весь овеянный смирением, постом и молитвою, загадочный инок. О прозорливости его давно шла широкая молва... Ведомо было Императору Павлу Петровичу и то, как Авель точно предрёк день кончины его Августейшей Родительницы, ныне в Бозе почивающей Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны. И вчерашнего дня, когда речь зашла о Вещем Авеле, Его Величество повелеть соизволил завтра же нарочито доставить его в Гатчинский дворец, в коем имел пребывание Двор".
На вопрос Павла Петровича: "Что скажешь ты о моём царствовании и судьбе моей... назови поименно преемников моих, предреки их судьбу" Авель отвечал: "Коротко будет царствие твое, и вижу я, грешный, лютый конец твой. На Софрония Иерусалимского от неверных слуг мученическую кончину примешь, в опочивальне своёй удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. В Страстную Субботу погребут тебя... Число лет твоих подобно счёту букв изречения на фронтоне твоего замка, в коем воистину обетование и о царственном доме твоём: "Дому сему подобает твердыня Господня в долготу дней..." Зрю в нём преждевременную гробницу твою, Благоверный Государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет. О судьбе же державы Российской было в молитве откровение мне о трёх лютых игах: татарском, польском и жидовском".
- Что? Святая Русь под игом жидовским? Не быть сему вовеки!...
- А где татары, Ваше Величество? Где поляки? И с игом жидовским тоже будет. О том не печалься, батюшка-царь, христо-убийцы понесут своё...
- Что ждёт преемника моего, цесаревича Александра?
- Француз Москву при нём спалит...
Дойдя до Александра III, Вещий Авель сказал, что тот передаст престол Николаю Второму, Иову Многострадальному (государь родился 6 мая в святой день Иова Многострадального). На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда Сын Божий.
- Прадед мой, Пётр Великий, о судьбе моей говорил то же, что и ты. Почитаю и я за благо о всём, что ныне прорёк мне о потомке моём, Николае II, предварить его, дабы перед ним открылась книга судеб. Да ведает праправнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего... - заявил император Павел.
И, вложив предсказание Авеля в конверт, на оном собственноручно начертать соизволил: "Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины".
Ровно сто лет спустя, 2 марта 1901 года, в столетнюю годовщину мученической смерти державного прапрадеда своего государь Николай II в сопровождении двора и барона Фредерикса прибыл в Гатчинский дворец, чтобы исполнить волю своего предка. Отслужив панихиду, государь император вскрыл ларец и несколько раз прочитал сказание Авеля Вещего о судьбе своей и России. Он уже знал свою терновую судьбу, знал, что недаром родился в день Иова Многострадального... Его сердце чуяло и тот проклятый чёрный год, когда он будет обманут, предан и оставлен всеми"...

Всё это совпадало и с остережением Серафима Саровского в рукописи, переданной Александру I (было всего 10 экземпляров), и с известными словами блаженной Прасковьи Дивеевской: "Государь, сойди с престола Сам!.."
Судя по письмам к Потёмкиной ("Русская старина", 1875 г.), Авель - человек ученый, чувствительный, многоразумный. Круг его интересов глубок и обширен, и всё же он человек, одержимый предсказательством. Во все свои годы тюрем и странствий он пишет пророческие книги на каждое царствие и о грядущем приходе антихриста. Вот какие выписки и выводы из этих писем и "других источников" сделал С. Нилус: "Монах Авель жил во второй половине XVIII века и в первой XIX. О нём в исторических материалах сохранилось свидетельство, как о прозорливце, предсказавшем крупные государственные события своего времени... Авель имел многих почитателей между современной ему знатью. Между прочим, он находился в переписке с Параскевой Андреевной Потёмкиной. На одно её письмо с просьбой открыть ей будущее Авель ответил так: "Сказано, ежели монах Авель пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет и самого Авеля и держать их в тюрьмах или острогах под крепкою стражею"... "Я согласился, - пишет далее Авель. - Ныне лучше ничего не знать, да быть на воле, а ежели знать, то быть в тюрьмах и под неволею".

Жизнь и пророчества Авеля говорят об особом упорном даре монаха, его неуступчивой правдивости. Он был в своих пророчествах по-русски прям и прост, по сути, он вещал, а не гадал и не прикидывал о будущем. Оттого и остался он в русской памяти Вещим Авелем.
Владимир Цыбин.

В утро 12 марта 1901 года <….> и Государь и Государыня были очень оживленны и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселы, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в этом ларце, никому <….> ничего не сказали. После этой поездки <…>Государь стал поминать о 1918 годе как о роковом годе и для него лично, и для Династии”.

М.Ф. Герингер, урожд. Аделунг , обер-камерфрау Императрицы Александры Феодоровны: «В Гатчинском дворце, постоянном местопребывании Императора Павла I, когда он был Наследником, в анфиладе зал была одна небольшая зала, и в ней посередине на пьедестале стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями. Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца на четырех столбиках, на кольцах, был протянут толстый красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ зрителю.

Было известно, что в этом ларце хранится нечто, что было положено вдовой Павла I, Императрицей Марией Феодоровной, и что ею было завещано открыть ларец и вынуть в нем хранящееся только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины Императора Павла I, и притом только тому, кто в тот год будет занимать Царский Престол в России. Павел Петрович скончался в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Государю Николаю Александровичу и выпал, таким образом, жребий вскрыть таинственный ларец и узнать, что в нем столь тщательно и таинственно охранялось от всяких, не исключая и царственных взоров.

В статье «Таинственное в жизни Государя Императора Николая II-го” ее автор А. Д. Хмелевский писал: «Императору Павлу I Петровичу монах-прозорливец Авель сделал предсказание «о судьбах державы Российской”, включительно до правнука его, каковым и являлся Император Николай II. Это пророческое предсказание было вложено в конверт с наложением личной печати Императора Павла I и с его собственноручной надписью: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины”. Документ хранился в особой комнате Гатчинского дворца. Все Государи знали об этом, но никто не дерзнул нарушить волю предка. 11 марта 1901 года, когда исполнилось 100 лет согласно завещанию, Император Николай II с министром двора и лицами свиты прибыл в Гатчинский дворец и, после панихиды по Императоре Павле, вскрыл пакет, откуда он и узнал свою тернистую судьбу. Об этом пишущий эти строки знал еще в 1905 году”.

Сведения о монахе-провидце Авеле приводит С. А. Нилус , ссылаясь на рассказ отца Н. в Оптиной Пустыни 26 июня 1909 г.: «Во дни великой Екатерины в Соловецком монастыре жил-был монах высокой жизни. Звали его Авель. Был он прозорлив, а нравом отличался простейшим, и потому, что открывалось его духовному оку, то он и объявлял во всеуслышание, не заботясь о последствиях. Пришел час, и стал он пророчествовать: пройдет, мол, такое-то время, и помрет Царица, – и смертью даже указал какою. Как ни далеки Соловки были от Питера, а дошло все-таки вскорости Авелево слово до Тайной канцелярии. Запрос к настоятелю, а настоятель, недолго думая, Авеля – в сани и в Питер, а в Питере разговор короткий: взяли да и засадили пророка в крепость… Когда исполнилось в точности Авелево пророчество и узнал о нем новый Государь, Павел Петрович, то, вскоре по восшествии своем на Престол, повелел представить Авеля пред свои царские очи. Вывели Авеля из крепости и повели к Царю.

— Твоя, -говорит Царь, -вышла правда. Я тебя милую. Теперь скажи: что ждет меня и мое царствование?

— Царства твоего, – ответил Авель, – будет все равно что ничего: ни ты не будешь рад, ни тебе рады не будут, и помрешь ты не своей смертью.

Не по мысли пришлись Царю Авелевы слова, и пришлось монаху прямо из дворца опять сесть в крепость… Но след от этого пророчества сохранился в сердце Наследника Престола Александра Павловича. Когда сбылись и эти слова Авеля, то вновь пришлось ему совершить прежним порядком путешествие из крепости во дворец царский.

— Я прощаю тебя, -сказал ему Государь, -только скажи, каково будет мое царствование?

— Сожгут твою Москву(1) французы, – ответил Авель и опять из дворца угодил в крепость… Москву сожгли, сходили в Париж, побаловались славой… Опять вспомнили об Авеле и велели дать ему свободу. Потом опять о нем вспомнили, о чем-то хотели вопросить, но Авель, умудренный опытом, и следа по себе не оставил: так и не разыскали пророка <…>

Так закончил свою повесть о. Н. о соловецком монахе Авеле.

О монахе Авеле у меня записано из других источников следующее: Монах Авель жил во второй половине XVIII века и в первой XIX. О нем в исторических материалах сохранилось свидетельство как о прозорливце, предсказавшем крупные государственные события своего времени. Между прочим, он за десять лет до нашествия французов предсказал занятие ими Москвы. За это предсказание и за многие другие монах Авель поплатился тюремным заключением. За всю свою долгую жизнь, – он жил более 80 лет, -Авель просидел за предсказания в тюрьме 21 год. Во дни Александра I он в Соловецкой тюрьме просидел более 10 лет. Его знали: Екатерина II, Павел I, Александр I и Николай I. Они то заключали его в тюрьму за предсказания, то вновь освобождали, желая узнать будущее. Авель имел многих почитателей между современной ему знатью.

Между прочим, он находился в переписке с Параскевой Андреевной Потемкиной. На одно ее письмо с просьбой открыть ей будущее Авель ответил так: «Сказано, ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям, или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет и самого Авеля и держать их в тюрьмах или в острогах под крепкою стражею…” Я согласился, пишет далее Авель, -ныне лучше ничего не знать, да быть на воле, а нежели знать, да быть в тюрьмах и под неволею”. Но недолго Авель хранил воздержание и что-то напророчил в царствование Николая Павловича, который, как видно из указа Св. Синода от 27 августа 1826 года, приказал изловить Авеля и заточить «для смирения” в Суздальский Спасо-Евфимиевский монастырь. В этом монастыре, полагать надо, и кончил свою жизнь прозорливец.

В другом письме к Потемкиной Авель сообщал ей, что сочинил для нее несколько книг, которые и обещал выслать в скором времени. «Оных книг, – пишет Авель, – со мною нет. Хранятся они в сокровенном месте. Оные мои книги удивительные и преудивительные, и достойны те мои книги удивления и ужаса. А читать их только тем, кто уповает на Господа Бога”.

Рассказывают, что многие барыни, почитая Авеля святым, ездили к нему справляться о женихах своим дочерям. Он отвечал, что он не провидец и что предсказывает только то, что ему повелевается свыше.

Дошло до нашего времени «Житие и страдания отца и монаха Авеля”; напечатано оно было где-то в повременном издании, но по цензурным условиям в таком сокращенном виде, что все касающееся высокопоставленных лиц было вычеркнуто.

По «Житию” этому, монах Авель родился в 1755 году в Алексинском уезде Тульской губернии. По профессии он был коновал, но «о сем (о коновальстве) мало внимаше”. Все же внимание его было устремлено на божественное и на судьбы Божий. «Человек” Авель «был простой, без всякого научения, и видом угрюмый”. Стал он странствовать по России, а потом поселился в Валаамском монастыре, но прожил там только год и затем «взем от игумена благословение и отыде в пустыню”, где начал «труды к трудом и подвиги к подвигом прилагати”. «Попусти Господь Бог на него искусы великие и превеликие. Множество темных духов нападаше нань”. Все это преодолел Авель, и за то «сказа ему безвестная и тайная Господь” о том, что будет всему миру. Взяли тогда Авеля два некии духа и сказали ему: «Буди ты новый Адам и древний отец и напиши яже видел еси, и скажи яже слышал еси. Но не всем скажи и не всем напиши, а только избранным моим и только святым моим”.

С того времени и начал Авель пророчествовать. Вернулся в Валаамский монастырь, но, прожив там недолго, стал переходить из монастыря в монастырь, пока не поселился в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии, на Волге. Там он написал свою первую книгу, «мудрую и премудрую”.

Книгу эту Авель показал настоятелю, а тот его вместе с книгой проводил в консисторию. Из консистории его направили к архиерею, а архиерей сказал Авелю: «Сия твоя книга написана смертною казнию”,- и отослал книгу с автором в губернское правление. Губернатор, ознакомившись с книгой, приказал Авеля заключить в острог. Из костромского острога Авеля под караулом отправили в Петербург. Доложили о нем «главнокомандующему Сената”, генералу Самойлову. Тот прочел в книге, что Авель через год предсказывает скоропостижную смерть царствовавшей тогда Екатерине II, ударил его за это по лицу и сказал: «Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного бога?” Авель отвечал: «Меня научил секреты составлять Бог!” Генерал подумал, что перед ним просто юродивый, и посадил его в тюрьму, но все-таки доложил о нем Государыне.

В тюрьме Авель просидел около года, пока не скончалась Екатерина. Просидел бы и больше, но книга его попалась на глаза князю Куракину, который был поражен верностью предсказания и дал прочесть книгу Императору Павлу. Авеля освободили и доставили во Дворец к Государю, который просил благословения прозорливца:

— Владыка отче, благослови меня и весь дом мой, дабы твое благословение было нам во благое.

Авель благословил. «Государь спросил у него по секрету, что ему случится”», а затем поселил его в Невской Лавре. Но Авель вскоре оттуда ушел в Валаамский монастырь и там написал вторую книгу, подобную первой. Показал ее казначею, а тот ее отправил к Петербургскому митрополиту. Митрополит книгу прочел и отправил в «секретную палату, где совершаются важные секреты и государственные документы”. Доложили о книге Государю, который увидал в книге пророчество о своей скорой трагической кончине. Авеля заключили в Петропавловскую крепость.

В Петропавловской крепости Авель просидел около года, пока не умер, согласно предсказанию. Император Павел. После его смерти Авеля выпустили, но не на свободу, а под присмотр в Соловецкий монастырь, по приказанию Императора Александра I.

Потом Авель получил полную свободу, но пользовался ею недолго. Написал третью книгу, в которой предсказал, что Москва будет взята в 1812 году французами и сожжена. Высшие власти осведомились об этом предсказании и посадили Авеля в Соловецкую тюрьму при таком повелении: «Быть ему там, доколе сбудутся его предсказания самою вещию”.

В Соловецкой тюрьме, в ужасных условиях, Авелю пришлось просидеть 10 лет и 10 месяцев.

Москва, наконец, была взята Наполеоном, и в сентябре 1812 года Александр I вспомнил об Авеле и приказал князю А.Н. Голицыну написать в Соловки приказ освободить Авеля. В приказе было написано: «Ежели жив, здоров, то ехал бы к нам в Петербург; мы желаем его видеть и нечто с ним поговорить”. Письмо пришло в Соловки 1 октября, но соловецкий архимандрит, боясь, что Авель расскажет Царю о его (архимандрита) «пакостных действиях”, отписал, что Авель болен, хотя тот был здоров. Только в 1813 году Авель мог явиться из Соловков к Голицыну, который «рад бысть ему до зела” и начал его «вопрошати о судьбах Божиих”. И сказывал ему Авель «вся от начала веков и до конца”.

Потом Авель стал опять ходить по монастырям, пока не был в царствование уже Николая Павловича пойман по распоряжению властей и заточен в Спасо – Евфимиевский монастырь в Суздале, где, по всей вероятности, и скончался(2).

Петр Николаевич Шабельский-Борк (1896-1952)(3) в начале 1930-х издал под псевдонимом Кирибеевич «историческое сказание” «Вещий инок”: «В зале был разлит мягкий свет. В лучах догоравшего заката, казалось, оживали библейские мотивы на расшитых золотом и серебром гобеленах. Великолепный паркет Гваренги блестел своими изящными линиями. Вокруг царили тишина и торжественность.

Пристальный взор Императора Павла Петровича встретился с кроткими глазами стоявшего пред ним монаха Авеля. В них, как в зеркале, отражались любовь, мир и отрада.

Императору сразу полюбился этот весь овеянный смирением, постом и молитвою загадочный инок. О прозорливости его уже давно шла широкая молва. К его келии в Александро -Невской Лавре шел и простолюдин, и знатный вельможа, и никто не уходил от него без утешения и пророческого совета. Ведомо было Императору Павлу Петровичу и то, как Авель точно предрек день кончины его Августейшей Родительницы, ныне в Бозе почивающей Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны. И вчерашнего дня, когда речь зашла о вещем Авеле, Его Величество повелеть соизволил завтра же нарочито доставить его в Гатчинский дворец, в коем имел пребывание Двор.

Ласково улыбнувшись, Император Павел Петрович милостиво обратился к иноку Авелю с вопросом, как давно он принял постриг и в каких монастырях был.

— Честной отец! -промолвил Император. – О тебе говорят, да я и сам вижу, что на тебе явно почиет благодать Божия. Что скажешь ты о моем царствовании и судьбе моей? Что зришь ты прозорливыми очами о Роде моем во мгле веков и о Державе Российской? Назови поименно преемников моих на Престоле Российском, предреки и их судьбу.

— Эх, Батюшка-Царь! – покачал головой Авель. -Почто себе печаль предречь меня понуждаешь? Коротко будет царствование твое, и вижу я, грешный, лютый конец твой. На Софрония Иерусалимского от неверных слуг мученическую кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. В Страстную Субботу погребут тебя… Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою… Но народ русский правдивой душой своей поймет и оценит тебя и к гробнице твоей понесет скорби свои, прося твоего заступничества и умягчения сердец неправедных и жестоких. Число лет твоих подобно счету букв изречения на фронтоне твоего замка, в коем воистину обетование и о Царственном Доме твоем: «Дому сему подобает твердыня Господня в долготу дней”…

— О сем ты прав, -изрек Император Павел Петрович. -Девиз сей получил я в особом откровении, совместно с повелением воздвигнуть Собор во имя Святого Архистратига Михаила, где ныне воздвигнут Михайловский замок. Вождю небесных Воинств посвятил я и замок, и церковь…

— Зрю в нем преждевременную гробницу твою, Благоверный Государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет. О судьбе же Державы Российской было в молитве откровение мне о трех лютых игах: татарском, польском и грядущем еще – жидовском (4).

— Что? Святая Русь под игом жидовским? Не быть сему вовеки! – гневно нахмурился Император Павел Петрович. -Пустое болтаешь, черноризец…

— А где татары, Ваше Императорское Величество? Где поляки? И с игом жидовским то же будет. О том не печалься, батюшка-Царь: христоубийцы понесут свое…

— Что ждет преемника моего. Цесаревича Александра?

— Француз Москву при нем спалит, а он Париж у него заберет и Благословенным наречется. Но тяжек покажется ему венец царский, и подвиг царского служения заменит он подвигом поста и молитвы и праведным будет в очах Божиих…

— А кто наследует Императору Александру?

— Сын твой Николай…

— Как? У Александра не будет сына. Тогда Цесаревич Константин…

— Константин царствовать не восхочет, памятуя судьбу твою… Начало же царствования сына твоего Николая бунтом вольтерьянским зачнется, и сие будет семя злотворное, семя пагубное для России, кабы не благодать Божия, Россию покрывающая. Через сто лет после того оскудеет Дом Пресвятыя Богородицы, в мерзость запустения Держава Российская обратится.

— После сына моего Николая на Престоле российском кто будет?

— Внук твой, Александр Вторый, Царем-Освободителем преднареченный. Твой замысел исполнит – крестьян освободит, а потом турок побьет и славянам тоже свободу даст от ига неверного. Не простят жиды ему великих деяний, охоту на него начнут, убьют среди дня ясного, в столице верноподданной отщепенскими руками. Как и ты, подвиг служения своего запечатлеет он кровью царственною…

— Тогда-то и начнется тобою реченное иго жидовское?

— Нет еще. Царю-Освободителю наследует Царь-Миротворец, сын его, а Твой правнук, Александр Третий. Славно будет царствование его. Осадит крамолу окаянную, мир и порядок наведет он.

— Кому передаст он наследие царское?

— Николаю Второму-Святому Царю, Иову Многострадальному подобному(5).

На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим; как некогда Сын Божий. Война будет, великая война, мировая… По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою, как рыбы, плавать, серою зловонной друг друга истреблять начнут. Измена же будет расти и умножаться. Накануне победы рухнет Трон Царский. Кровь и слезы напоят сырую землю. Мужик с топором возьмет в безумии власти, и наступит воистину казнь египетская… Горько зарыдал вещий Авель и сквозь слезы тихо продолжал:

— А потом будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить Святыни ее, закрывать Церкви Божий, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от Святого Царя. О Нем свидетельствует Писание. Псалмы девятнадцатый, двадцатый и девяностый открыли мне всю судьбу его.

«Ныне познах, яко спасе Господь Христа Своего, услышит Его с Небесе Святаго Своего, в силах спасение десницы Его”.

«Велия слава его спасением Твоим, славу и велелепие возложиши на него”. «С ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое” (ПС. 19, 7; 20, б; 90, 15-16).

Живый в помощи Вышняго, Возсядет Он на Престоле Славы. А брат Его царственный -сей есть тот, о котором открыто Пророку Даниилу: «И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего…” (Дан. 12,1)

Свершатся надежды русские. На Софии, в Царьграде, воссияет Крест Православный, дымом фимиама и молитв наполнится Святая Русь и процветет, аки крин небесный…”

В глазах Авеля Вещего горел пророческий огонь нездешней силы. Вот упал на него один из закатных лучей солнца, и в диске света пророчество его вставало в непреложной истине.

Император Павел Петрович глубоко задумался. Неподвижно стоял Авель. Между монархом и иноком протянулись молчаливые незримые нити. Император Павел Петрович поднял голову, и в глазах его, устремленных вдаль, как бы через завесу грядущего, отразились глубокие царские переживания.

— Ты говоришь, что иго жидовское нависнет над моей Россией лет через сто. Прадед мой, Петр Великий, о судьбе моей рек то же, что и ты. Почитаю и я за благо о всем, что ныне прорек мне о потомке моем Николае Втором предварить его, дабы пред ним открылась Книга судеб. Да ведает праправнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего…

Запечатлей же, преподобный отец, реченное тобою, изложи все письменно, я же вложу предсказание твое в нарочитый ларец, положу мою печать, и до праправнука моего писание твое будет нерушимо храниться здесь, в кабинете Гатчинского дворца моего. Иди, Авель, и молись неустанно в келии своей о мне, Роде моем и счастье нашей Державы.

И, вложив представленное писание Авелево в конверт, на оном собственноручно начертать соизволил:

«Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины”.

11 марта 1901 года, в столетнюю годовщину мученической кончины державного прапрадеда своего, блаженной памяти Императора Павла Петровича, после заупокойной литургии в Петропавловском соборе у его гробницы, Государь Император Николай Александрович в сопровождении министра Императорского двора генерал-адъютанта барона Фредерикса (вскоре пожалованного графским титулом) и других лиц Свиты, изволил прибыть в Гатчинский дворец для исполнения воли своего в Бозе почивающего предка.

Умилительна была панихида. Петропавловский собор был полон молящихся. Не только сверкало здесь шитье мундиров, присутствовали не только сановные лица. Тут были во множестве и мужицкие сермяги, и простые платки, а гробница Императора Павла Петровича была вся в свечах и живых цветах. Эти свечи, эти цветы были от верующих в чудесную помощь и предстательство почившего Царя за потомков своих и весь народ русский. Воочию сбылось предсказание вещего Авеля, что народ будет особо чтить память Царя-Мученика и притекать будет к Гробнице Его, прося заступничества, прося о смягчении сердец неправедных и жестоких.

Государь Император вскрыл ларец и несколько раз прочитал сказание Авеля Вещего о судьбе своей и России. Он уже знал свою терновую судьбу, знал, что недаром родился в день Иова Многострадального. Знал, как много придется ему вынести на своих державных плечах, знал про близ грядущие кровавые войны, смуту и великие потрясения Государства Российского. Его сердце чуяло и тот проклятый черный год, когда он будет обманут, предан и оставлен всеми…”

Примечание:

1) Известный современный литературовед Д. Урнов в одной из своих книг, вышедших в серии «Пламенные революционеры”, сообщает, что еще в 1800 г. в США инженер и живописец Фултон получил заказ на панораму «Сожжение Москвы”. Подобные наваждения на выбранную жертву известны уже давно, да кому собрать… – Сост.

2) Сведения о монахе Авеле, собранные С.А. Нилусом, подтвердились недавно публикацией материалов хранящегося в «одном из центральных архивов Москвы” следственного дела 1796 г. Крестьянин Василий Васильев (так звали в миру прозорливца) родился в 1757 г. в д. Окулово Тульской губернии, а умер в суздальском Спасо – Евфимиевом монастыре в 1841 г. («Лит. Россия”, 11.9.1992, с. 14)

3) Офицер русской Императорской армии, монархист, участник первой мировой войны. Участвовал в попытке освобождения Царской Семьи из Екатеринбургского заточения («Луч света”, Берлин, 1919. Кн.1. С.25), в акте возмездия (уже в эмиграции) против Милюкова (убит был другой масон-думец В.Д. Набоков – отец писателя). Автор многочисленных исторических исследований о прошлом России, главным образом царствовании Павла I, о времени которого собрал богатейшую коллекцию раритетов (исчезнувшую во время второй мировой войны в Берлине, где он тогда жил). После войны Петр Николаевич переехал в Аргентину, жил в Буэнос-Айресе. – Сост.

4) Народная поэзия не исключала действия этих сил еще в период Смуты на чала XVII века. Обращаясь к нижегородцам, Кузьма Минин говорил’

«Освободим мы матушку Москву от нечестивых жидов, Нечестивых жидов, поляков злых!”

Протоиерей Сергий Булгаков (зима 1941-1942 гг.): «Еврействово в самом своем низшем вырождении, хищничестве, властолюбии, самомнении и всяческом само утверждении через посредство большевизма совершило если – в сравнении с та тарским игом – и непродолжительное хронологически (хотя четверть века не есть и краткий срок для такого мучительства), то значительнейшее в своих последствиях насилие над Россией и особенно над Св. Русью” которое было попыткой ее духовного и физического удушения. По сему объективному смыслу эта была попытка духовно го убийства России” которая” по милости оказалась все-таки с негодными средствами, Господь помиловал и спас нашу родину от духовной смерти. Сатана, который входил поочередно то в души ближайших ко Христу апостолов, Иуды” Петра, то вождей иудейства и в лице их в душу всего отпавшего еврейского наро да, ныне еще раз пытается умертвить удел Христа на земле – СвРусь Он ищет и находит для себя орудие в большевицко-иудейской власти и в ее безумном дерзно вении раскрестить нашу родину духовно” – Сост.

5) Это и другие предсказания, несомненно, предопределили поведение Николая II вплоть до мученического конца, который он предвидел. Французский посол при Русском Дворе Морис Палеолог писал: «Это было в 1909 году. Однажды Столыпин предлагает Государю важную меру внутренней политики. Задумчиво выслушав его, Николай II делает движение скептическое, беззаботное, – движение, которое как бы говорит: «Это ли, или что другое, не все равно?!” Наконец он говорит тоном глубокой грусти:

— Мне, Петр Аркадьевич, не удается ничего из того, что я предпринимаю. Столыпин протестует. Тогда Царь у него спрашивает:

— Читали ли вы жития Святых?

— Да, по крайней мере, частью, так как, если не ошибаюсь, этот труд содержит около двадцати томов.

— Знаете ли вы также, когда день моего рождения?

— А какого Святого праздник в этот день?

— Простите, Государь, не помню!

— Иова Многострадального.

— Слава Богу! Царствование Вашего Величества завершается со славой, так как Иов, смиренно претерпев самые ужасные испытания, был вознагражден благословением Божиим и благополучием.

— Нет, поверьте мне, Петр Аркадьевич, у меня более, чем предчувствие, у меня в этом глубокая уверенность: я обречен на страшные испытания; но я не получу моей награды здесь, на земле. Сколько раз применял я к себе слова Иова: «Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня, и чего я боялся, то и пришло ко мне” (Иов 3,25). – Сост.